Я не могу сойти с места, я замерла. Я не в силах двинуться ни вперед, ни назад. Я боюсь проснуться и понять, что все это происходит наяву. Я чувствую себя так, словно еще немного — и я умру от смущения, от этого вторжения в мою личную жизнь. Мне хочется бежать, бежать, бежать и снова бежать.

— «Беги, говорю я себе». — Уорнер снова принимается читать мои записи.

— Прошу тебя, — начинаю я молящим голосом. — Прошу, остановись…

Он смотрит на меня, причем так, будто в состоянии увидеть меня насквозь, как будто ему хочется, чтобы я тоже увидела его всего. Потом он опускает взгляд, прокашливается и снова читает мой дневник.

— «Беги, говорю я себе. Беги, пока не откажут легкие, пока ветер не изорвет в клочья твою одежду, пока ты не превратишься в размытое пятно и не сольешься с дорогой.

Беги, Джульетта, беги быстрее, беги, пока не сломаются все твои кости, пока не треснут ноги, пока не кончатся мышцы и не замолчит сердце, потому что оно у тебя такое большое, ему тесно в груди, а ты бежишь уже очень долго и очень быстро.

Беги-беги-беги, пока не перестанешь слышать топот их ног за собой. Беги, пока они не бросят свои биты, а их крики не растворятся в воздухе. Беги, раскрыв глаза и закрыв рот, пока перед глазами не польется потоком река. Беги, Джульетта.

Беги, пока не упадешь замертво.

Но сделай так, чтобы сердце твое остановилось прежде, чем они настигнут тебя. Прежде, чем они коснутся тебя.

Беги, — сказала я».

Мне приходится сжимать кулаки до боли в суставах, я сжимаю зубы так, что они начинают ныть, я пытаюсь оттолкнуть от себя эти воспоминания, я не хочу ничего этого больше помнить. Я не хочу даже думать об этом. Я не хочу думать ни о чем, что я писала на этих страницах, о том, что теперь Уорнеру стало известно обо мне, о чем теперь думает он сам. Я с трудом представляю себе, насколько одинокой, жалкой и отчаявшейся я кажусь ему теперь.

— А ты знаешь, — говорит он, захлопывая мой дневник и кладя его на ладонь. Он будто защищает эту книжечку и теперь не сводит с нее глаз. — Я не мог заснуть несколько ночей подряд после того, как прочитал эту запись. Мне очень хотелось узнать, кто эти люди, преследующие тебя на улице, от кого ты так мечтала убежать. Я хотел отыскать их, — тихо продолжает он, — мне хотелось оторвать у них конечности одну за другой. Я был готов убить их так, что было бы страшно даже слушать.

Я дрожу и слышу свой негромкий голос:

— Пожалуйста, пожалуйста, верни мне этот дневник.

Он подносит кончики пальцев к губам. Чуть откидывает голову назад. На его лице появляется какая-то странная грустная улыбка.

— Ты должна узнать и то, как я виноват перед тобой за то, что я… — тут он шумно сглатывает, — что я так поцеловал тебя. Я могу признаться тебе, что и подумать не мог, что в ответ на это ты станешь в меня стрелять.

Тут до меня доходит еще кое-что.

— А как же твоя рука? — удивленно спрашиваю я. Только теперь я обращаю внимание на то, что перевязь исчезла. Он свободно двигает ею. Я не вижу никаких синяков или кровоподтеков или шрамов.

Теперь его улыбка кажется мне даже какой-то колючей.

— Да-да, — кивает он. — Меня исцелили, и когда я проснулся здесь, то был уже полностью здоров.

Соня и Сара. Они помогли ему. Странно, что хоть кто-то здесь отнесся к нему с таким участием. Я невольно отступаю на шаг назад.

— Пожалуйста, — настаиваю я, — мой дневник, я…

— Могу честно сказать тебе, — говорит он, — что я ни за что не стал бы целовать тебя, если бы не был полностью уверен в том, что ты сама этого хочешь.

Я настолько поражена, я просто шокирована, поэтому на какое-то время даже забываю про свой дневник. Встречаюсь с его тяжелым взглядом. Мне удается справиться со своим голосом, теперь он звучит гораздо более уверенно, чем прежде:

— По-моему, я уже говорила тебе, что ненавижу тебя.

— Да, — соглашается он, кивая. — Что ж, ты удивишься, когда узнаешь, сколько людей говорили мне именно эти слова.

— Ничего удивительного.

— Ты пыталась убить меня. — Его губы немного кривятся в горькой ухмылке.

— Это тебя смешит?

— Конечно. — Его ухмылка становится шире. — Это просто восхитительно. — Пауза. — Хочешь узнать, почему?

Я молча смотрю на него.

— Потому что мне ты говорила только то, — поясняет он, — что ты никому не хочешь причинять вред. И уж тем более не намерена убивать людей.

— Именно так.

— Значит, я для тебя представляю исключение?

У меня нет слов. Я онемела. Кто-то умышленно украл у меня весь мой словарный запас.

Мои кости ломают какие-то камни и палки, а эти слова меня просто убивают.