И вот еще. Это уже гораздо позднее. Не помню, какой шел год, но я тогда еще не был женат на Конни, я только встречался с ней. Значит, это было весной или летом 1973 года. Я шел по Пятьдесят девятой улице, минуя отель «Плаза». Наверное, я шел на свидание с Конни. Мы собирались пойти в кино или что-то в таком роде. На мне была мадрасская куртка, которая очень мне нравилась, но все считали, что она слишком криклива. Конни так думала, и Хриньяк, который тогда еще не был уполномоченным. День шел к вечеру, люди возвращались домой с работы, народу на улице было полно. Внезапно я столкнулся нос к носу с Бадди Ричем. Он осмотрел мою куртку и сказал:

— Отличная вещь.

Он обошел меня и пошел дальше. Я был в восторге. Я не поклонник Бадди Рича. Я тогда увлекался джазом. Я и теперь слушаю джаз. Хриньяк тоже увлекается джазом. Я сказал ему, что Бадди Ричу понравилась моя куртка. Он ответил, что я, должно быть, ошибся, что тот говорил о другой куртке, другого человека.

Бернштайн ждал, но Каллен ничего ему больше не сказал.

— Вы пришли в восторг, потому что два знаменитых человека обратили на вас внимание.

Бернштайн не спрашивал его, не его дело было задавать вопросы.

— Думаю, что да.

— Вы мечтаете стать знаменитостью. Но вы в каком-то смысле уже знаменитость. Вы часто раскрываете очень запутанные преступления.

Опять это не были вопросы.

— Я не знаю, спорить мне с вами или согласиться.

— Ваши доводы убедительны, — сказал Бернштайн.

— Идите к черту, — сказал Каллен.

Позднее, глядя как Каллен рассматривает фотографию Диндзи, Бернштайн спросил его:

— Вы находите ее привлекательной?

— Если вы находите ее привлекательной, — ответил Каллен, — то так и скажите. Я нахожу ее очень уязвимой для критики.

— Джо Данте, — сказал Бернштайн.

— А что «Джо Данте»?

— Вы провели с ней десять минут. Ну, пусть двадцать минут. Пусть даже час. Но она произвела огромное впечатление на вас. Вам кажется, что между ней и вами есть какая-то мистическая связь.

На это Каллен вообще никак не прореагировал.

— Были две актрисы, которые произвели на меня такое сильное впечатление, что я даже стал их разыскивать. Это были Дженифер Уоррен, которая играла в фильме «Ночь идет к концу» и Ариэль Домбасл, известная по фильму «Полина на пляже».

Бернштайн покачал головой:

— Я практически не хожу в кино.

— Даже если бы вы и ходили, вы бы не увидели этих фильмов. Это очень старые картины.

— Но образы этих актрис до сих пор имеют большое значение для вас.

— Вы знаете, Бобби Колавито думает, что заставляет меня говорить его словами. Но на самом деле это мои слова. А мысли, которые вы пытаетесь выдать за мои мысли, ничего общего со мной не имеют. Это ваши собственные мысли.

— Где же вы искали этих актрис? — спросил Бернштайн.

— «Ночь идет к концу» снимался во Флориде, а фильм «Полина» — во Франции. Я отправился сначала в Сарасоту, а потом в Дювиль, чтобы отыскать этих двух женщин.

— Женщины олицетворяют для вас… свободу, безответственность.

— Да.

— Вы не были женаты, и у вас не было постоянной женщины, когда вы отправились на поиски этих актрис.

— Да.

— Семейная жизнь или постоянная связь с одной женщиной означают для вас отсутствие свободы.

— Да.

Бернштайн улыбнулся:

— Прогресс налицо, если вы признаете это.

— Отпуск, — сказал Каллен.

— Простите, не понял?

— Отпуск, каникулы. Я просто подумал кое о чем, — на такую мысль его натолкнул Нейл Циммерман. Он говорил об этом, когда началась перестрелка возле аэродрома имени Кеннеди. «Кто-то хотел грохнуть Энн, дурак. Кто-то считает, что она знает слишком много. Может быть, они думают, что она рассказала тебе о том, что ей известно».

Тогда Каллен не знал, что ему думать об этих словах его старого верного друга, да и теперь он толком не знал. Но он понял одно: разговоры с Бобби Колавито ничего больше не дадут ему. Пришла пора вспугнуть одну крупную птицу.

Каллен встал.

— Вы уходите, — сказал Бернштайн.

— Да. Возможно, мы еще поговорим с вами как-нибудь в другой раз.

— Как пациент с врачом, — сказал Бернштайн.

— Да.

Бернштайн больше ничего не сказал.