— Эй, монсеньер властитель ящериц, уж не превратились ли вы в черепаху? Или ни одному молодцу из вашей братии нас не одолеть?

Валерио сделал знак: выехали Чеккато и Марини.

— А вы, синьор Валерио, ваше ящеричное величество, — вмешался Доминик Рыжий, — не соблаговолите ли вы сами ответить и принять вызов такого неискусного противника, как я?!

— Что ж, готов хоть сейчас, — ответил Валерио. — Только пусть ваши братья сначала попробуют помериться в ловкости с моими сотоварищами, и, если вы будете побеждены, я дам вам возможность отыграться.

Два брата Бьянкини снова вышли победителями, и Валерио, решив не оставлять их в выгодном положении, пришпорил наконец своего скакуна и пустил его галопом. Фанфары разразились победными и радостными звуками, когда он с быстротой молнии сделал три круга по арене, не глядя на мишень, не поднимая руки. Но вдруг, хотя и казалось, что он думает о чем-то другом, он схватил пять колец с небрежным, презрительным видом. Бьянкини взяли пока всего четыре; к тому же они устали, да и поражение не могло их опозорить, так как до сих пор они были в выигрыше. Но Рыжий, воспользовавшийся недолгой передышкой и не принимавший участия в этом последнем испытании, сгорал желанием унизить Валерио. Он особенно стал ненавидеть Валерио с той поры, как тот воспротивился его приему в «Братство Ящерицы», ссылаясь на его отталкивающую, уродливую наружность. Винченцо, его старшего брата, также отвергли, потому что он некогда совершил преступление против чести и понес постыдное наказание. Только Джованни-Антонио допустили к испытаниям; но стоило ему выпить три меры вина, как он тут же, потеряв голову, стал осыпать оскорблениями многих уважаемых горожан. Итак, всех трех не приняли в «Веселое братство», что было весьма унизительно. Горя желанием отомстить, братья уверили Боцца, будто заранее было решено не принимать и его, так как он — человек безродный.

И вот Доминик ринулся навстречу Валерио, который собирался вернуться на свое место, чтобы уступить место другому.

— Вы обещали дать мне отыграться, мессер Ящерица, — крикнул Доминик, — или вы хотите выйти сухим из воды?

Валерио обернулся, взглянув с презрительной усмешкой на Доминика, и вместо ответа выехал вместе с ним на арену.

— Начинайте, раз вы в выигрыше, — проговорил Доминик язвительным тоном, — честь и место синьору.

Валерио бросился вперед и взял четыре кольца, но с пятым случилось то, чего не бывало с юношей и на сотом: он уронил кольцо на землю. Произошло же это оттого, что он был взволнован — увидел отца, который внезапно появился на одной из соседних трибун. Старик Дзуккато, казалось, был озабочен. Он искал глазами Франческо, и суровый взгляд, брошенный на Валерио, словно вопрошал его, как некогда таинственный голос, вопрошавший Каина: «Что сделал ты со своим братом?»

Бьянкини радостно закричали. Они уже вообразили, что брат отомстил за них; но самоуверенный Доминик поспешил, и это его подвело. Он не взял четвертого кольца. Победителем оказался Валерио. При других обстоятельствах такая победа не удовлетворила бы его самолюбия, но ему так хотелось поскорее закончить игры и отправиться на поиски брата, что, получив право на приз, он с облегчением вздохнул. Уже маленькие ручки Марии протягивали ему вышитый шарф, а он собирался под гром рукоплесканий соскочить с лошади, когда внезапно, словно из-под земли, на арене появился Бартоломео Боцца, одетый в черное, с орлиным пером на берете. Он вызвался поддержать партию Бьянкини.

— С меня довольно, игра окончена, — сказал Валерио.

— А с каких это пор, — крикнул Боцца резким и вызывающим тоном, — глава конных состязаний напоследок отступает, боясь потерять малозаслуженный приз? Согласно правилам честной игры, вы должны дать отыграться мессеру Доминику, ведь всем ясно, что он был рассеян в последнем туре, да и устал до крайности, не то что вы. Что ж, если вы не так пугливы и не так увертливы, как ящерица — ваша эмблема, — вы вступите в поединок со мной.

— Я вступлю с вами в поединок, — гневно ответил Валерио, — но нынче вечером или завтра вам придется вступить со мной уже в нешуточный поединок, раз вы посмели таким тоном со мной разговаривать! Начинайте же. Уступаю вам очередь и даю три кольца вперед.

— Ни в одном не нуждаюсь! — крикнул Боцца. — Лошадь мне, да побыстрей… Как, эту жалкую клячу! — заметил он, обращаясь к арапчонку, который подвел к нему взмыленного коня. — Неужели нет другой? Нет не такой усталой?

С этими словами он вскочил на скакуна с удивительной легкостью, даже не коснувшись ногой стремени, поднял на дыбы и стал гарцевать. Смелость всадника склонила всех в его пользу. Затем, бросившись с быстротой молнии на ристалище, он надменно крикнул:

— Я никогда не играю меньше чем на десять колец.

— Пусть будет десять колец! — отвечал Валерио, и его встревоженный вид поколебал уверенность его сторонников.

Боцца взял десять колец в один заезд; затем остановился, сильным и смелым приемом арабских наездников соскочил на землю с коня, вставшего на дыбы, и, швырнув кинжал на самую к середину арены, с небрежным видом подошел к Марии Робусти и простерся у ее ног, холодно и насмешливо глядя на соперника.

Валерио, задетый за живое, почувствовал прилив мужества.

Ему надо было взять одиннадцать колец, чтобы выиграть. Конечно, сделать это он мог, но играть таким образом не привык: больше пяти колец ставили редко, и, видно, Боцца долго упражнялся, если сразу добился такого успеха. Но презрение и гнев придали силы молодому художнику. Он помчался вперед и ловко снял девять колец. Вот он нацелился на десятое, но вдруг рука его дрогнула, он дал шпоры коню и заставил его ринуться в сторону: под этим предлогом можно было начать снова.