Шрифт:
Взошла луна, и в ее свете было хорошо видно лицо Веры.
Звягинцев молчал, наслаждаясь тем, что может смотреть на Веру. Но чем больше он вглядывался в ее лицо, тем яснее видел, как изменилась Вера. Казалось, то страшное, что пережила она, навечно осталось запечатленным на ее лице, в ее глазах.
— Вера! — тихо позвал Звягинцев.
Она вздрогнула, повернула к нему голову:
— Ну как, Алеша? Лучше?
— Так хорошо, как еще никогда не было! — с горькой усмешкой и в то же время с нежностью в голосе ответил Звягинцев.
— Ранение, Алеша, не очень серьезное, но, наверное, болезненное. И крови потеряно немало. Сильное было кровотечение?
— К черту все это, Вера! Крови у меня достаточно, на двоих хватит. — Он взял ее за руку. — Ты мне еще ничего не рассказала о себе! Как ты здесь оказалась?
— Надо сказать товарищам, что тебе лучше, — не отвечая на его вопрос, сказала Вера, — они думают, что ты заснул…
Звягинцев повернул голову и увидел, что Востряков и Голиков сидят метрах в десяти от них.
— Подожди, — понижая голос, сказал Звягинцев. — Давай побудем хоть немного вдвоем… Послушай, ты же была где-то недалеко от Острова, когда началась война, верно?
— Да, была, — проговорила Вера.
— Как тебе удалось уйти?
Какое-то время Вера молчала. Потом заговорила неожиданно сухо и отчужденно:
— Возвращалась домой из Белокаменска. Поезд разбомбили. Дошла до деревни. Ночью туда вошли немцы… Деревенские женщины переодели меня… вот в это платье. Потом немцы ушли вперед, на север… На другой день из леса появились партизаны. Несколько дней была с ними. Потом встретилась с отрядом Вострякова. Они взяли меня с собой. Обещали довести до Луги.
Вера говорила все это деревянным, бесстрастным голосом.
— Расскажи подробнее… Я хочу знать все, все, что тебе пришлось пережить! — не выдержал Звягинцев.
— Леша, прошу тебя, никогда не расспрашивай меня об этом! — не глядя на него, проговорила Вера.
— Но как же могло получиться, что ты… оказалась одна? А как же тот парень, Анатолий?
— Его нет, — глухо ответила она, — немцы его расстреляли.
— Что?! — воскликнул Звягинцев. — Но… но он сейчас в Ленинграде!
Вера вздрогнула, точно от прикосновения раскаленного металла. Она резко обернулась, вцепилась обеими руками в плечо Звягинцева:
— Как?! Что ты сказал? Толя жив?!
— Ну конечно жив, — поспешно повторил он. — Он шел с юга вместе с нашими отступающими бойцами. Мы встретились на участке моего батальона.
— Нет, нет, этого не может быть! — точно в забытьи повторяла Вера. — Толя жив, это правда?! Ну почему ты замолчал? Где он сейчас? Где?
— Я же сказал тебе, в Ленинграде!
И вдруг он увидел, что по лицу Веры текут слезы.
И Звягинцев понял, все понял… Она по-прежнему любила Анатолия.
«Все, все по-прежнему!» — с горечью думал Звягинцев. Ему хотелось сказать ей, крикнуть: «Вера, милая, как же так? Ведь он бросил тебя, предал… Как можно такое простить?» Но он молчал.
Наконец тихо сказал:
— Твой отец, Вера, здесь, неподалеку.
— Да? — еще не вникая в смысл его слов, сказала она и потом уже громче переспросила: — Папа здесь?!
— Он в дивизии народного ополчения. Комиссаром. Я его видел позавчера. Они стоят километрах… километрах в пятнадцати отсюда.
— А мама?
— Не знаю. Она по-прежнему в Ленинграде, но я не видел ее. Когда приедешь в Лугу, немедленно дай знать отцу, что ты жива. Востряков поможет тебе связаться.
Звягинцев говорил и слышал, как напряженно звучит теперь его голос. «Вот мы и встретились, — думал он, — вот и произошло все то, на что я уже почти не надеялся: она жива, она здесь, рядом. Я вижу ее. Могу дотронуться до нее рукой… Это счастье, что она жива. Но ее нет для меня. Снова нет…»
Он почувствовал страшную слабость и закрыл глаза.
…Звягинцев пришел в себя, только когда над ним склонился Пастухов, потряс его за плечи и крикнул почти в ухо: «Мы пришли, майор!» Звягинцев очнулся. Несколько мгновений, не понимая, смотрел на Пастухова, потом обхватил руками его шею, прижался щекой к его лицу…
— Как батальон? — торопливо спросил он.
— Все в порядке, майор, батальон на месте, пополнение пришло, пулеметы дали, батарею противотанковых прислали… Сейчас мы тебя погрузим и…