Шрифт:
– Еда какая-нибудь есть? – спросил я.
– Сейчас поищу, – ответила она.
Как была голая, она открыла холодильник, нашла там старую булку, сделала на скорую руку сэндвичи с колбасой и листьями салата, приготовила кофе и принесла все это мне. Дело было в октябре, ночи стояли прохладные. Когда она залезла обратно в постель, то была окоченевшей, как банка консервированного лосося.
– Жаль, горчицы не оказалось…
– Первый класс!
Завернувшись в одеяло и уплетая сэндвичи, мы смотрели с ней по телевизору старый фильм, "Мост на реке Квай" [17] .
В самом конце, когда мост взорвали, она издала стон.
– Зачем же они его строили, старались? – и она ткнула пальцем в Алека Гиннесса, остолбеневшего в своем недоумении.
– Это был для них вопрос чести.
– Хм, – с набитым ртом она на некоторое время задумалась о человеческой чести. Так было всегда – что там делалось у нее в голове, я даже вообразить не мог.
– Слушай, а ты меня любишь?
– Конечно.
– И жениться хочешь?
– Что, прямо сейчас?
– Когда-нибудь… Попозже.
– Хочу, конечно.
– Ты мне такого не говорил, пока я сама не спросила.
– Ну, забыл сказать…
– А детей ты сколько хочешь?
– Троих.
– Мальчиков или девочек?
– Двух девочек и мальчика.
Она проглотила кофе с остатками сэндвича и внимательно всмотрелась в мое лицо.
– Врун!
Так она сказала.
Хотя это было и не совсем верно. Покривил душой я только в одном.
35
Зайдя в маленький ресторан недалеко от порта и слегка перекусив, мы заказали "Блади Мери" и бурбон.
– Хочешь узнать правду? – спросила она.
– А вот в прошлом году я анатомировал корову, – сказал я.
– И что?
– Вскрыл ей живот. В желудке оказался ком травы. Я сложил эту траву в полиэтиленовый пакет, принес домой и вывалил на стол. И потом, всякий раз, когда случалась неприятность, смотрел на этот травяной ком и думал: "И зачем это, интересно, корова снова и снова пережевывает вот эту жалкую, противную массу?"
Она усмехнулась, поджала губы и посмотрела на меня.
– Поняла. Ничего не буду говорить.
Я кивнул.
– Только одну вещь хочу спросить. Можно?
– Давай.
– Почему люди умирают?
– Потому что идет эволюция. У отдельных особей нет энергии, которая ей нужна, поэтому она осуществляется через смену поколений. Хотя это не более, чем одна из теорий.
– Она что, и сейчас идет, эта эволюция?
– Понемножку.
– А почему она идет?
– Тут тоже много разных мнений. С определенностью можно утверждать лишь одно: эволюционирует сам Космос. Имеет ли здесь место какая-то направленность или стремление к чему-то – вопрос отдельный. Космос эволюционирует, а мы – не более, чем часть этого процесса.
Я отставил виски, закурил и добавил:
– А откуда для этого берется энергия, никто не знает.
– Никто?
– Никто.
Она разглядывала белую скатерть, гоняя кончиком пальца лед в стакане.
– А вот я умру, пройдет сто лет – и никто про меня не вспомнит.
– Скорее всего, – сказал я.
Выйдя из ресторана, мы окунулись в удивительно ясные сумерки и побрели вдоль тихих портовых складов. Она шла рядом со мной, я мог различить запах ее волос. Ветер, перебиравший листья ив, мягко напоминал о кончающемся лете. Пройдя немного, она взяла мою руку в свою – в ту, на которой было пять пальцев.
– Когда тебе обратно в Токио?
– На той неделе. Экзамен…
Молчание.
– Зимой я приеду снова. На рождество. У меня день рождения 24 декабря.
Она кивнула, будто думая о чем-то своем. Потом спросила:
– Ты Козерог?
– Да. А ты?
– Я тоже. 10 января.
– Знак почему-то не самый благоприятный. Иисус Христос тоже Козерог.
– Ага…
Она перехватила мою руку поудобнее.
– Кажется, я буду без тебя скучать.
– Но ведь мы еще встретимся…