— Ты так думаешь? — лицо батюшки погрустнело.

На следующий день, в воскресенье утром, батюшка сидел в своем любимом кресле, и было видно, что служить он не будет. Один священник спросил:

— Вы не будете служить?

— Нет.

— Наверное, плохо спали?

— Нет, спал я достаточно хорошо.

— Болит желудок?

— Нет, и он, можно сказать, не беспокоит.

— Простите, но вчера у меня сложилось впечатление, что сегодня мы с Вами будем служить вместе…

— Послушай, чадо мое. После вчерашней истории с певцом я наложил на себя епитимью — не причащаться сегодня и поэтому не могу служить.

Однажды некий священник беседовал с батюшкой, а в конце беседы спросил его:

— Отец Епифаний, позвольте мне несколько переработать и издать то, о чем мы только что говорили.

— Конечно, отец мой.

Через какое-то время батюшка, забыв и об этой встрече, и о просьбе, получает книгу священника и звонит автору:

— Батюшка, поздравляю Вас с изданием Вашей книги. Я из нее много почерпнул.

— Но, отец Епифаний, неужели Вы не помните?

— Нет. А что я должен помнить?

— Все это Ваше!

И он напомнил ему о разговоре.

— Геронда, — спросил один из братьев, — почему Вы ничего не напишете по такому-то церковному вопросу? Об этом писали уже все!

— Зачем мне писать, чадо мое? — улыбаясь, сказал он. — За меня уже написали другие. Не успею я что-нибудь сказать, как на следующий день встречаю свои слова в чьей-то журнальной статье. Но меня это мало заботит. Достаточно того, что мои идеи и аргументы становятся известны, пусть даже и без моего имени.

— Геронда, — сказал ему однажды духовный сын, — я слышал, что Вас обвиняют в том, что Вы ничем не пожертвовали ради Христа.

— Чадо мое, чем мне еще жертвовать? Я уже безвозвратно пожертвовал всем. Пожертвовал местом преподавателя в университете, пожертвовал местом первого секретаря Священного Синода, пожертвовал местом руководителя миссионерского братства, пожертвовал местом настоятеля соборного храма, пожертвовал епископскими кафедрами… У меня осталась одна лишь епитрахилька для исповеди и ничего больше.

Некий старостильник [8] с самоуверенностью и раздражением заявил однажды батюшке:

— Вы, новостильники, не войдете в Рай!

— Войдем! — с улыбкой ответил ему отец Епифаний.

— Нет, не войдете! — настаивал тот.

— Войдем! — повторил батюшка.

— Ну, если вы войдете, то мне такой Рай не нужен!

— Несчастный ты человек, — сказал батюшка. — Какое тебе дело до того, кого Бог возьмет в Рай. Даже если Он поместит меня в Раю вместе с Нероном [9] , Калигулой [10] или Гитлером и даст мне послушание чистить им обувь, меня это нисколько не будет волновать. Лишь бы Он взял меня туда, пусть даже самым последним. Единственное, чего я боюсь, так это того, что вы, старостильники, со своей ограниченностью, Рай потеряете.

Как-то раз отец Епифаний оказался в одном из афинских храмов на чтении акафиста. К несчастью, как только настоятель заметил батюшку, он затеял с ним беседу. «Рот этого священника, — рассказывал отец Епифаний нам позднее, — не закрывался, и я совсем не мог следить за службой. Но, чтобы он не обиделся, я ничего ему не сказал. Поэтому, вернувшись домой, надел епитрахиль и сам прочитал акафист.

Когда батюшке случалось посещать дома тех, кто не был его близкими духовными чадами, он никогда не начинал вдохновенно миссионерствовать или учить, а обсуждал с ними простые житейские проблемы и, только когда его спрашивали, давал советы или же затрагивал духовные вопросы.

Во время болезни батюшки многие давали ему различные мази от болей. Он брал все, чтобы не огорчать людей. Лечащему врачу, который советовал ему отказываться от бесполезных лекарств, он сказал:

— Люди, чадо мое, приносят их из любви. Отказаться и этим огорчить их? Это нехорошо.

Однажды отец Епифаний взял такси и поехал в больницу навестить больного. Он знал, что такси до клиники стоило 30 драхм. Батюшка заметил, что счётчик считает на удивление быстро, и понял, что водитель хитрит. Когда они прибыли на место, счетчик показывал 50 драхм. Батюшка отдает водителю пятидесятидрахмовую монету и, выходя из машины, говорит: