– Нет.

– Желтый Король?

– Нет.

– Понятно, - сказал я. Он действительно не знал, или просто играл со мной? Видит Трон, у него не было причин доверять мне. И не было уже много лет.

Я скинул поддельную внешность, что бы он смог увидеть мое лицо. Ничего не выражающее и покрытое шрамами лицо:

– Рад видеть тебя.

Его вокс-динамики издали шум, чем-то напоминающий насмешливое фырканье. Я не мог видеть его, а он – меня. На моем застывшем лице, лишенном выражения, невозможно было прочитать, что я действительно рад его видеть.

А он был просто креслом: бронированным, механизированным, парящим над полом и содержащим в себе аппараты жизнеобеспечения беспомощных органических останков человека. Он видел меня через свои оптические приборы и разговаривал посредством вокс-трансляторов. Его бронированная личина была удобочитаема в меньшей степени, чем моя собственная.

Да и выглядел он так, словно не поддерживал состояние свое кресло в нормальном состоянии уже долгое время. Оно всё было в порезах и царапинах, а краска отслаивалась. Он не удосуживался следить за этим во время полевой работы.

На бронированном боку блестело пятно свежей крови.

– Зачем ты здесь? – спросил он.

– Пришел, чтобы посмотреть на тебя.

– Мы не виделись друг с другом уже очень долгое время, Грегор. Я уже не ожидал, что мы когда-то увидимся.

– Времена меняются, - ответил я.

– Так же, как и люди. Мы оба уже не те, кем обычно были. Мы с тобой – отступники.

– Ты стал отступником в силу обстоятельств.

– Но это стоило мне карьеры. И твои слова означают, что ты сам не жертва обстоятельств. Ты действительно радикал, как и говорят о тебе? Угроза Дьяболус, которую разыскивают в пяти секторах, это ты?

– Совсем не важно, кем я являюсь…

– Это не так, - ответил он. – Даже если ты невиновен, здесь не время и не место доказывать это. Твоя репутация проклята. Тебя не должно быть здесь.

– Я хожу там, где хочу.

– И постоянно по мрачным местам.

– Я не собирался доказывать свою невиновность. Лишь хотел встретиться с тобой.

– Именно поэтому тебя не должно быть здесь вообще, - сказал он.

Эхо выстрелов прокатилось по дому. Кто-то наверху пытался выкурить или убить убийцу-псайкера.

– Ты можешь остановить его. Раздавить, - сказал я.

– Нет.

– У тебя сильнейший на этом острове разум.

– Когда-то так и было.

– Ты не будешь использовать свои пси способности для восстановления порядка?

– Это делают другие. Гугач и Корвел прижимают убийцу. Осталось несколько минут.

– Они недостаточно сильны.

– Вместе они это сделают.

– Так что же, свой разум ты больше не используешь? – спросил я.

– Это было условием моего прощения. Расследование длилось пятнадцать лет, Грегор. Молох создал ужасный беспорядок.

– Но не такой ужасный, как ему хотелось. Ты его остановил.

– Я дал согласие уйти с оперативной работы. Я поклялся не использовать пси способности своего разума. Я просто использую небольшие пси импульсы для управления креслом и поддержания систем жизнеобеспечения. Ничего больше. Даже телепатии.

– Почему? Ты же самый могучий разум в своем поколении.

– В разрушенном теле и с разрушенной репутацией. Мой разум и твое тело – это почти единственное, что осталось в нас нетронутым. Почти.

Я отвел взгляд. Несмотря на то, что мое лицо не выразило даже микроэмоцию, он знал, что задел меня.

– Ты сегодня тонкокожий, - сказал он. – Это была всего лишь шутка, но она тебя задела. Раньше тебя это не волновало. Тебе так стыдно за избранный тобой путь?

Я убрал оружие и подправил маскировку.

– Я пришел встретиться с тобой, - произнес я. – Я знаю, что это было очень давно, но имело кое-какое значение. Как вижу, ты изменился. Нет никакого смысла убеждать тебя.

– Извини.

– Я стерплю это разочарование.

– Мы не сможем вместе работать, - сказал он. – Нас не должны видеть вмести, и мы не должны поддерживать связь.

– Потому что я радикал? Дьяболус?

– Потому что мне дали выбор после Молоха, - ответил он. – Уйти с оперативной работы и воздержаться от псионики. Или, во имя Святого Ордоса, выследить своего старого наставника, еретика Грегора Эйзенхорна.

Я не знал, что сказать. Он выбрал заключение в своем кресле и отрицание своих экстраординарных способностей ради меня.