Приведший их сотник Арапша ждал, преклонив левое колено.

— Объясни, что это за люди? — приказал хан Орду.

— Внимание и повиновение! — сказал, приглушая голос, Арапша. — Сюда приплыл двухмачтовый парусник, полный ценных купеческих товаров. На нем я позволил воинам сторожевого поста немного подкормиться, — они давно уже голодали, и я оставил на корабле охрану, а этих людей приволок сюда. Эти двое — знахари. Краснобородый — арабский кятиб (писарь), ученый лекарь, резчик печатей-талисманов и звездочет. Он слуга молодого арабского шейха, который приехал, по его словам, как посол от святого и великого халифа багдадского…

— А эта желтая, как собачья кость, женщина?

— Она клянется, что родом из великого Рума [93] , что она царского рода, излечивает самые трудные болезни, а терджуман еще слышал от владельца корабля, что эта румийка делает стариков молодыми.

— А арапчонок тоже знахарь?

— Я притащил его на всякий случай, по просьбе нашего великого шамана Беки. Он сказал, что если другие лекарства не помогут, то надо вытопить жир из чернокожего мальчика и этим жиром растереть больного.

Арапчонок, догадываясь, что речь идет о нем, стал жалобно всхлипывать. Рыжий лекарь вмешался:

— Не говори при ребенке того, что должны знать только обросшие бородой.

Хан Орду медленно и величественно повернулся к женщине. Он встретил ее смелый и уверенный взгляд.

— Кто ты?

— Я греческая царевна Дафни из Рума. Говори со мною почтительно: я из древнего рода царей Комнинов…

— Садись ближе к огню, румийская царевна.

Подобрав длинное платье, Дафни грациозными движениями приблизилась к огню и опустилась на колени. Ее маленькие ноги, обутые в красные башмачки, были скованы тонкой серебряной цепочкой.

— Как же ты, румийская царевна, попала к нам сюда, в дикую степь? Где твои служанки, где евнухи и рабы и где военная охрана?

— Я ехала на корабле из Рума со свитой и охраной. Мой жених, грузинский царевич, должен был меня встретить, чтоб отвезти в свое царство. Буря разбила корабль, но Святая Матерь Божья сохранила меня. Я спаслась, ухватившись за сломанную мачту, и была выброшена на берег волнами. Там меня захватили дикие, как звери, курды и увезли к себе. Но мои хозяева не захотели меня держать, потому что я, как царевна, не желала исполнять черной работы. Я кусалась и не боялась плетей. Курды привезли меня в город Казвин, на берегу Абескунского моря. Оттуда я бежала на корабле вместе с арабским послом Абд ар-Рахманом, который тоже приехал сюда, в твою ханскую ставку.

— Что же ты знаешь?

— Я понимаю книги мудрецов, в которых скрыто тайное. Мне известно учение Гиппократа [94] о болезнях человека и о способах их лечения…

Хан Орду передвинул на затылок меховой треух и приложил широкую ладонь к уху, чтобы лучше слышать. Но он не знал, как поступить. Можно ли довериться румийской царевне?.. Он посмотрел на нее и снова встретил взгляд зеленых неморгающих глаз.

— Дзе-дзе! Чего бы ты хотела?

— Я устала от человеческой грубости. Я требую, чтобы со мной обращались достойно, как с царевной. Тогда я согласна остаться здесь, при дворе великого татарского полководца. Я буду лечить страдающих, залечивать раны… Но я могу сделать еще большее: я умею раскрывать прошлое и приподнимать завесу будущего.

— Это нам очень, очень нужно! — одобрительно кивал головой Орду. Он обратился к Арапше: — Эта полезная женщина останется здесь. — И, подумав, добавил: — Она будет жить около моего шатра.

Больной шевельнулся. Послышался стон.

Орду ткнул пальцем в сторону рыжебородого арабского лекаря:

— Можешь ли ты вылечить больного?

— Я не излечивал до сих пор только покойников.

— Если вылечишь, получишь большую награду, а если больной умрет — посажу на кол и сожгу на костре. Лечи! Начинай!

Осторожными движениями рыжий знахарь подполз к неподвижному Бату-хану. Юлдуз-Хатун встрепенулась, готовая своей грудью охранять больного. Хан Орду вытащил из ножен тонкий блестящий кинжал и тоже приблизился.

Арабский знахарь коснулся рукой щетинистого смуглого темени Бату-хана. Он взял его исхудавшую руку — она была беспомощна, эта мускулистая рука, недавно натягивавшая могучие поводья всего татарского войска.

Знахарь покачал головой, приблизил ухо к оскаленным зубам больного, послушал биение сердца и резко отшатнулся. Снова прислушался, сделался мрачным и стал дрожать.

— Я боюсь! — прошептал он.

— Не смей отказываться! Лечи! — прохрипел, отдуваясь, Орду и ткнул в плечо знахаря острием кинжала.