– Звучит заманчиво, – сказал я.

– Ничего более восхитительного я в жизни не видела. А вы никогда не катались?

– Нет.

– Тогда я должна вас просветить, – решительно сказала она. – Я угощаю!

Она снова подала знак мальчику на пляже, и тот стал семафорить руками.

Через минуту к нам подошло каноэ, и Мириам, взяв меня за руку, сказала:

– Пойдемте, Дональд. Я хочу, чтобы вы сели прямо на носу – там впечатления самые потрясающие. Вас ждет такое, что вы надолго запомните.

Я не видел причин, почему мне надо было отказываться. Бог даст, Стефенсон Бикнел и Берта Кул пока что на пляже не появятся.

Мы залезли в каноэ и усердно налегли на весла. Сзади сидело трое гавайцев – здоровые мужчины, отличные гребцы. Вряд ли мы сильно им помогали, но, по крайней мере, для меня это было неплохое упражнение и приятное развлечение после пяти дней безделья на корабле.

Скоро мы выбрались туда, где ходили уже высокие валы.

Мириам принялась мне объяснять:

– С этой стороны остров окружает внешний коралловый риф. Он почти выходит к поверхности воды, поэтому огромные волны, которые несутся из океана, разбиваются здесь на более мелкие. Эти уже не разбиваются и не рассыпаются; у них появляются гребни, и они мчатся к берегу ровными линиями со скоростью десять или пятнадцать миль в час, прямо до самого пляжа. Совершенно ошеломляющее ощущение. Несешься в водовороте пены и…

– Гребите, гребите! – прервал ее крик гавайцев.

Мы принялись грести изо всех сил, уже в сторону берега; каноэ быстро заскользило по воде. Я оглянулся через плечо. Нас нагонял огромный вал высотой футов в десять – величественная масса воды, плавно вздымающаяся к небесам и увенчанная на гребне полосой шипящей белой пены. Нас подхватило и понесло вверх, словно на лифте.

– Гребите, гребите! – продолжали кричать гавайцы, а потом вдруг прозвучала команда: – Весла в лодку!

Мы вытащили весла, и один из гавайцев – видимо, главный – сделал несколько ловких гребков, точно поставив каноэ кормой к набегавшей сверху полосе кипящей пены.

И мы понеслись вперед. По обе стороны от нас вода, рассекаемая корпусом лодки, разлеталась хрупкими дугообразными волнами; позади бушевал бурун, а впереди расстилалась безмятежная синяя гладь. Теплый воздух бил мне в лицо и свистел в ушах; на солнце сверкали мириады бриллиантовых брызг. И чем дальше мы летели, тем быстрее, казалось, нес нашу лодку могучий вал.

Я оглянулся на Мириам. Она раскинула руки, ветер рвал ее волосы, а глаза сияли от наслаждения. Наши взгляды встретились, и она послала мне воздушный поцелуй. Я помахал ей рукой и стал снова следить за полетом нашего каноэ.

Мы сделали четыре или пять рейсов и лишь тогда решили, что уже хватит.

Когда мы вылезли из каноэ, Мира предложила:

– Посидим немножко на пляже, Дональд. Я хочу с вами поговорить.

Я уселся рядом с ней, расслабил натруженные мышцы и почувствовал себя совершенно счастливым.

– Мне кажется, – осторожно спросила Мира, – вы уже знаете из разговора с Нормой, что у меня неприятности?

– Норма не особенно распространяется о чужих делах.

Она рассмеялась.

– Да, и все же вы о них знаете, не так ли?

– У вас действительно неприятности?

– Ну, тогда слушайте, – начала она. – В Нью-Йорке я жила бурной жизнью, ни о чем не думала, гуляла и развлекалась, как могла. Один раз я поехала в морское путешествие. Я вообще очень люблю путешествовать. А в тот раз познакомилась с Эзрой Вудфордом. Эзра был гораздо старше меня, – продолжала Мира. – Он и выглядел на свои годы, и вел себя соответствующе – довольно старомодно. Но человек он был очень приятный, и мы подружились. Денег у него была куча. Короче говоря, он сделал мне предложение. Он понимал, что любить его я не могла, но считал, что это и не обязательно. Он надеялся, что я смогу стать ему другом, которого у него не было, и что он тоже сможет доставить мне радость. Он обещал после смерти оставить мне половину своего состояния.

– И вы вышли за него замуж?

– Да.

– И он умер?

– Да.

– И вы получили половину состояния?

– Да.

– И наследство действительно порядочное?

– Да.

– Вы были счастливы?

– Нет, так не скажешь. Довольно трудно объяснить, что именно испытывает молодая женщина по отношению к человеку пожилому, но разумному, все понимающему и общительному. Она чувствует себя очень уютно. Конечно, это не любовь. И счастьем это не назовешь. Наверно, это чем-то напоминает отношение к отцу. Вы знаете, у меня не было отца, которого я могла бы любить и уважать, а мне всегда этого хотелось. Поверите вы или нет, но я действительно восхищалась Эзрой Вудфордом; не знаю, как еще это выразить.

– Ну хорошо, так в чем же проблема?

– Есть люди, которые собираются обвинить меня в том, что я его убила.

– Что вы его убили?

– Да. Они считают, что я не хотела ждать.

– Чего ждать?

– Пока он умрет. Что я подтолкнула ход событий.

– Ничего себе!

– Да уж. – Она помолчала, потом словно решилась. – Слушайте, Дональд, вы ведь живете в «Моане»?

– Верно.

– Знаете что? Поднимайтесь-ка к себе, переодевайтесь, наденьте что-нибудь легкое – например, спортивную рубашку и слаксы – и приходите ко мне на чашку чая. Я хочу, чтобы вы получше познакомились с Нормой и… в общем, мне кажется, я могла бы вам о многом рассказать.