Глава 10

Лифт поднимал ее к небу, через прозрачные панели его, она могла наблюдать, как там, в вышине зажигаясь друг за другом, вспыхивали огни. Из окон ее дома так же лился теплый свет.

Странно, отчего матери так поступать?

Виктория прокашлялась, чувствуя, что в горле все пересохло. Пожалуй, от воды предложенной капитаном не стоило так категорично отказываться. Она не пила целый день. Вспомнив южанина, она нахмурилась. Нужно было непременно договориться о встрече.

– Как же это получше провернуть?
– Виктория поморщилась от одной мысли, просить этого наглеца.

– Все не так драматично, как может казаться на первый взгляд...

Профессор? Девушка превратилась в сам слух. Голоса за дверью звучали довольно отчетливо, чем немало удивили ее. Мало того, что сегодня мать принимала гостей, с чего они так громко разговорились?

– Так не должно продолжаться, Альберт. Эти провокации могут значительно навредить в...

Она нарочито громко распахнула двери, входя в прихожую. Мать, стоя в просторном зале, умолкла не договорив. Она была вполне свежа этим вечером. Длинное вязаное платье в пол, элегантно подчеркивало ее фигуру. Аккуратное каре каштановых волос обрамляло озабоченное лицо. Она нахмурилась, отчего тонкие морщинки в уголках серых глаз стали еще заметнее. Она все-таки устала, но была, как всегда сдержана и холодна. Тонкие губы, покрытые слоем безупречного тона помады, изогнулись, изображая дежурную улыбку. Она элегантно сложила руки на груди, поигрывая от нетерпения тонкими пальцами.

– Наслаждаетесь вечером?
– Виктория, не разуваясь, прошагала по светлому вышитому цветами ковру, и потянулась к графину с водой.

– У тебя выдался трудный день, Виктория?
– профессор отодвинул графин в сторону, наливая ей воду, в высокий синий стакан и повернулся к девушке.

Абсолютно спокойный и невозмутимый, что бы он при этом ни говорил, Альберт Ссон, глядел на Викторию из-под своей белоснежной челки. Своим привычным взглядом, который они с Зои втихую называли 'воспитательным гипнозом'. Она почему-то в такие моменты всегда гадала, какого же цвета у него глаза, а не о том, что от нее хотели услышать. Она проигнорировала протянутый стакан, принявшись жадно пить с тяжелого графина, переворачивая половину воды на себя.

Сквозь поток мыслей до нее донесся вопрос, который, наверняка, задавался уже не впервые:

– Ты снова пропустила занятия. Где тебя носило, Виктория? Что за оправдание ты приготовила для меня на этот раз?

Она краем глаз видела, что мать, не сводя с нее глаз, так же ожидала ее ответа.

– Я... я проспала...

Профессор почему-то вздохнул.

– Ну, что?..

– Ты меня разочаровала. Я ожидал, чего-то вроде падения астероида, или жутких монстров, сжевавших покрышки твоего авто.

Девушка хотела что-то сказать, но слова почему-то не шли. Ей захотелось куда-нибудь сбежать, лишь бы избежать расспросов, или получить свое наказание, в виде дополнительных часов в выходные. Ссон словно почувствовал ее настроение, и произнес спасительные слова:

– Ступай отдыхать, мы обсудим твое поведение позже.

– Вы мне не отец. Так что не распоряжайтесь в моем доме. Что касается пропусков, то это будет обсуждаться только в стенах Академии!

– Виктория!
– мать гневно попыталась прервать ее, но дочь, стягивая грязную куртку и зашвырнув ее на белоснежное кресло, уже не слышала ее. Она с грохотом захлопнула дверь своей комнаты, и немного успокоившись, упала на кровать, так и не сняв ботинок. Мокрая майка холодила грудь и живот, еще больше остывая под врывавшимся из открытого окна ночным ветром. Она потянулась к карману штанов и достала свой коммуникатор. Набрав привычный номер, она слушала бесконечный сигнал ожидания.

– Ну, давай! Вы же починили ее!!
– она стянула мокрую одежду, и, вернувшись головой на одеяло, наконец, услышала единственный голос, который ей хотелось слушать бесконечно.

– Я хочу тебя видеть!

– Вик. Я в Пустоши...
– она чувствовала в его голосе улыбку, и от того еще сильнее хотелось, чтобы он немедленно оказался здесь, перед ней.

– Ты должен быть осторожен!

– Я всегда осторожен.

– Сначала стреляй, потом думай!

– Это твой удел, Вик! Тут мне тебя не переплюнуть. Как ты провела день? Ты говорила с матерью?

– Я свяжусь с тобой позже!..
– Виктория отключила прибор, закинув его под подушки.

Он в порядке, это главное. Рассуждать о том, как она провела день никак нельзя, единственное правильное решение - сбежать.

– Это становится нестерпимым...
– голос матери снова ворвался в ее голову.

– Это тот момент, когда достигнуто так много. Ты же понимаешь?
– успокаивающие слова Ссона звучали еще настойчивей.

– Это тот момент, когда мне хочется сказать - довольно! Ты никогда не был на моем месте! Не боялся заснуть по ночам, зная, насколько оно близко...

– Чего они орут? Ночь на дворе... Какого черта я должна вас слушать?!
– она закричала им прямо из комнаты, стуча ногою в стену, чтобы они притихли.

В ответ, полился нескончаемый поток жалоб и упреков от матери. Так же неожиданно он и прервался тихим всхлипыванием. Видимо профессору удалось угомонить Главу сектора.

Виктория, возвращаясь от стены к открытому окну, горько усмехнулась - это ему всегда удавалось. Мать всегда ее сторонилась, инстинктивно держа на расстоянии. Она всегда смотрела на нее, но словно не видела. После того, как начались приступы, они и вовсе потеряли друг - друга. За всю ее жизнь, ее гладили по голове единожды, этот священный момент проявления нежности и заботы она бережно хранила в памяти... и, в этом воспоминании не было женщины звавшей себя ее матерью. Это была рука, большая и тяжелая, рука человека, назвавшегося ее курирующим офицером...