Он, постаравшись, смог бы, наверное, самостоятельно снять кандалы со своих ног, но решил, что пока не стоит этого делать. Не пришло еще время. Нужно было получше сориентироваться в тамошнем обществе. К слову сказать, Захаров решил поднять восстание в шахте, а для этого нужно было находиться в гуще событий.

Шесть часов сна, и Захаров снова на ногах и с кайлом в руках. Тяжелая физическая работа, монотонная и грязная. Хорошо хоть, что с водой проблем не было.

Так и прошло несколько смен. Время в пещере текло незаметно, а скоро он уже не знал, день на поверхности, или ночь. Временами он тосковал по своим друзьям, особенно по Люське, но, единожды поставив перед собой цель, он изо всех сил стремился ее достичь. Постепенно, исподволь, он заводил разговоры с соседями по нарам, перезнакомился с кучей народа, и все больше убеждался, что его план требует пересмотра и корректирования. Как ни странно это было, но рабы не спешили освобождаться в своей массе, и лишь наиболее свободолюбивые, коих было меньшинство, робко мечтали о воле. К ним-то и проявлял Захаров свой интерес.

Волосатый Паско, обозвавший Захарова в первый день недоумком, оказался соотечественником Натин. Сулимы захватили его полгода назад в степи. Налетели толпой, сбили с коня. С тех пор он томился здесь, и еще не потерял надежды вернуться домой. Предложение Захаровым дружбы Паско принял с воодушевлением. Сам он близко сошелся всего с одним пленником, Хваном, горсом по национальности. Это был светловолосый крепыш нордического типа, попавший в рабство к сулимам во время путешествия по Сулифату. В какой-то таверне его опоили, и продали Маржану. Он больше всех стремился к свободе, яростно жалуясь Захарову на трагическую судьбу. У него дома остались жена и сын. Захаров поставил перед ними задачу искать среди рабов единомышленников, сколачивая группу боевиков.

Его же самого потребовал к себе Маржан. Сдернув его с нар, когда Захаров крепко спал, двое стражников крепко подхватив под руки, потащили пленника наверх. Толстяк сидел в знакомом кресле под навесом, улыбался, и приветливо указал Захарову на табурет.

– Садись, Антон, - сказал он, на что Захаров, криво усмехаясь, заявил:

– У нас так стараются не говорить. Похоже на предложение поселиться в тюрьме.

– Ну, это у вас. А у нас все проще. Так как ты уже сидишь, то можешь и постоять в таком случае, - засмеялся Маржан.

– Что ты хочешь?
– спросил Захаров.

– Все то- же. Хочу знать, как устроены ружья, и способ их изготовления. Я тут подумал, и решил, что мне можно ружье и попроще, лишь бы хорошо убивало. К твоему сведению, ружье уже убило одного из моих мастеров, - сказал он с укором.

– Сожалею, - ответил Захаров.
– Но я тут ни при чем.

– Ладно, я не в претензии, он сам виноват. Мне интересно, как тебе экскурсия по моим копям? Понравилась?

– Не очень. Слишком уж пыльно и шумно, - усмехнулся Захаров.

– Ну, так может быть, пора и образумиться? Расскажи моим мастерам все, что знаешь, и ты свободен. Пойми, я не жесток, и никого не хочу убивать просто так. Если для достижения моих целей будет достаточно демонстрации, то я с удовольствием ей и ограничусь. Но демонстрация моих сил должна быть убедительной.

– Я понимаю. Поэтому ты ничего не получишь, - ответил Захаров.

– Это твое последнее слово?

– Да.

– Выпороть его. Пятьдесят плетей малой камчой для начала, приказал Маржан.

Захаров зло посмотрел на него, но сопротивляться не стал, когда четверо стражников накинулись на него. Сорвав с его торса одежду, они повалили его на подобие гимнастического коня из толстого бревна, мгновенно привязав ноги и руки Захарова под его брюхом. Один из стражников достал из-за пояса недлинную плеть из сыромятной кожи, и, взмахнув ею, приступил к экзекуции.

Первые удары ожгли спину, но последующие прошлись по уже частично онемевшей коже, и были не так болезненны. Кровь приливала к рубцам, и они синели по всей спине, пока не начали прорываться на третьем десятке ударов. Крепко стиснув зубы, Захаров постарался отрешиться от боли, подумав, что Маржан пожалел его, назначив наказание малой камчой. Большая камча, в три раза толще и с вплетенной в нее свинчаткой, как слышал Захаров, сбивала всадника с коня и разбивала голову волку.

Он не потерял сознания, и, когда порка закончилась, твердо посмотрел в глаза Маржана. Тот отвернулся, и коротко приказал:

– Увести! Три дня не трогать!

Подбежавший старичок с длинной белой бородой засыпал посеченную спину Захарова каким-то серым порошком, отчего кровь мгновенно остановилась. Пленника отвязали от колоды. Поддерживая его под руки, стражники снова поволокли Захарова вниз, и бросили на нары, прикрыв его же одеждой. Лежа на животе, он вдруг почувствовал, как что-то холодное и влажное укрыло всю его спину, охлаждая горящие раны. Он повернул голову, и увидел Паско и Хвана, с участием глядящих на него.

– Ну, ты и силен, - с восхищением прошептал Хван.
– В сознании привели. Сколько тебе дали, пятьдесят?
– И получив утвердительный кивок, заметил, - другие на тридцатом отключаются.

– Воды дайте, пить хочу, - прошептал Захаров.

Ему тут же вставили в рот горлышко фляги, заполненной ледяной подземной водой. Сделав пару глотков, Захаров почувствовал себя лучше.

– За что тебя, - спросил Паско.

– Не забивайте себе голову. Это наши с ним разборки, - ответил Захаров.