Пока размышляла об относительности, Гиз, первым вошедший в комнату и осмотревший ее на предмет вражеской засады, бросил на меня какой-то почти неуверенный взгляд.

— Слушай, поговори с Кизом, — предложила я киллеру. — Объясни, что не собираюсь я его нещадно третировать, а то он так щетинится, что в любую минуту может начать огрызаться. Мне по большому счету не важно, пусть ерепенится, но, если вдруг посреди дороги наш спутник снова застрижет длинными ушками, трудно будет для всех встречных-поперечных оправдания подыскивать.

— Спасибо, я скоро, — моментом расколол Гиз мое тайное желание дать братьям перекинуться словечком без посторонних ушей.

— Я подожду, — пообещала в ответ и получила на прощанье благодарный и очень горячий взгляд. Если бы меня в дрему клонило, сон как рукой сняло бы.

Я присела у раскрытого в сгущающиеся сумерки окна. Подивилась еще, что оно распахнуто, будто и нет в здешних краях никаких кровососуще-вездесущих, отравляющих настырным зудением жизнь всех романтиков. А вдруг в самом деле нет? Фаль тихонько посидел со мной рядышком, а потом заявил о своем желании прогуляться. Судя по возбужденно посверкивающим глазенкам, личная преданность проиграла любопытству, и малыш полетел на разведку. Вот только не знаю, за кем именно он хотел пошпионить в первую очередь: Кейр и Киз представлялись лично мне одинаково привлекательными объектами. Было интересно, что сейчас происходит, но, увы, приходилось ждать информации из вторых рук, а в том, что малютка не преминет поделиться сведениями, я была абсолютно уверена. Такие интригующие секреты хранить в одиночку совершенно невозможно.

Минуло около часа. Ни один комар за это время на мое бесценное здоровье не покусился, лишь заполошный серокрылый мотылек зачем-то попытался прорваться в комнату — буквально пошел на таран. Я посторонилась, давая авиации дорогу. Насекомое пометалось по комнате и, то ли уверившись, что «здесь рыбы нет», [2] то ли напротив, найдя все, что нужно, мирно вылетело в окно.

Сиреневые сумерки отвоевывали краски у закатного неба, голоса вокруг мало-помалу стихали. Все-таки село есть село. Это в городе народ готов хоть всю ночь напролет кутить, а местные расползались по домам затемно. Даже собачий перелай, доносящийся с западного конца селения, сошел на нет. Похоже, четвероногие пришли к консенсусу или отложили разборки на светлое время суток.

Положив подбородок на скрещенные руки, я отдыхала. Вот вернулся Гиз, подошел неслышно, бережно опустил руку на плечо. Я покосилась на его ладонь и невольно отметила, какие у моего киллера длинные пальцы. Сильная мужская рука, коротко отстриженные ногти, а все равно имелся в ней отнюдь не нарочитый природный аристократизм. Мой герцог без герцогства. Накрыла его руку своей, пальцы сразу переплелись так просто и привычно, будто всегда делали это, и как-то тепло и пушисто стало на душе.

Переговорить мы не успели. Ничего драматического или трагического не произошло и тихую прелесть романтических сумерек не разрушило, скорее наоборот. Под окнами со стороны густых цветущих кустов, по виду напоминавших лиловую сирень, но запахом схожих с вишней, послышались знакомые голоса. Тихие, слов не разобрать, но интонации мирные. Кажется, Кейр и Алльза нашли общий язык. Что я говорила? Совместное мытье кастрюль сближает! А теперь — от трудов праведных к романтическим прогулкам, а там (чем черт не шутит!) к ведению общетрактирного хозяйства методом семейного подряда.

Голоса зазвучали еще тише, а потом раздался удивленный женский вскрик, почти сразу перешедший в восторженный вздох: над кустами «сирени» возносился ввысь Кейр с совершенно обалделой восторженной физиономией. Точно такое же выражение лица было для комплекта у Алльзы. Она крепко вцепилась в плечи поднимающего ее кавалера, они парили и медленно кружились. Молодцы, даже намекать на общность хобби в области воздухоплавания не пришлось!

Я еще несколько мгновений полюбовалась на две фигуры в закатной выси и отвернулась, почувствовав некоторую неловкость. Все-таки Кейр тут не шоу устраивает, а собственную судьбу, не стоит больше подглядывать. У меня и так есть чем заняться. Вернее, кем или с кем.

Сдается мне, где-то в вышних сферах руководство побудками одной шляющейся по мирам девицы передали какому-то не в меру инициативному и охочему до выдумок сотруднику. Вчера был нож у горла, сегодня оглушительный (пароходная сирена отдыхает!) вопль: «Не пущу-у-у!»

Проснулись не только я и Гиз. Возмущенно заверещала в кустах под раскрытым окном пернатая братия, наверное, еще и полсела нервно затряслось в постелях. Если, конечно, к этому времени уже не было на ногах. Баловни городские шесть утра почитают бессовестно ранним утром, а в сельской местности это, почитай, уже разгар дня. Но, думаю, даже не спящие сельчане прониклись таким воплем, а особо чувствительные схватились за сердце.

Дверь в нашу комнату открылась, на пороге нарисовался хмурый Киз и душевно поинтересовался у меня как у официальной (с вечера вчерашнего дня) работодательницы:

— Если я ее бесплатно убью, это договор не нарушит?

— Не смей трогать будущую тещу нашего Кейра! Пусть сам убивает, если сочтет нужным! — строго, если бы не зевок во весь рот, попыталась приказать я, присев на кровати. Гиз промолчал, но в глазах затанцевали смешинки. Прежде редкие гостьи, теперь они появлялись почаще.

Спать вроде бы так уж душераздирающе не хотелось, а ложиться дремать было рискованно. Если в самом деле получится заснуть, то проснусь уже после десяти с тяжелой головой. Ладно, коль разбудили, придется подниматься. И вообще, вдруг там Кейру и Алльзе потребуется помощь в уговаривании трактирщицы? Готова спорить, речь идет о переезде и вступлении в наследство.

— Плохо спал? — спросил Гиз брата.

Тот отмолчался, неопределенно пожав плечами. Я тоже промолчала. А чего влезать, если и так ясно. Столько всего случилось, что никакая самая крепкая психика за раз не переварит. Потому минимум полночи крутился Киз на кровати или бродил призраком по селу, а под утро стоило ему вырубиться, как такой вдохновляющий подъем сыграли, что лишь цитировать оставалось: «Хочешь, я убью соседей, что мешают спать?»