Шрифт:
Сократ
Что ж, а раньше не знал ты, что боги они? Как богов их не чтил и не славил?Стрепсиад
Видит Зевс, и не думал. Считал их росой, и туманом, и слякотью мокрой.Сократ
Видит Зевс, ошибался ты. Знай же теперь: это вот кто питает ученых, И врачей, и гадателей, франтов в кудрях, с перстеньками на крашеных пальцах, Голосистых искусников в скучных хорах, описателей высей надзвездных, Вот кто кормит бездельников праздных, а те прославляют их в выспренних песнях.Стрепсиад
Вот зачем воспевают они облака, буревые, несущие грозы, «Стоголового смерча летучую прядь», «завывание вихрей ревущих», И еще «кривокогтых кочующих птиц заблудившиеся караваны», И еще «облаков волокнистых росу», а за это питаются сами Камбалою копченой, «прозрачной, как сон», и жарким «из дроздов сладкогласных».Согласно Сократу, эти богини Облака принимают облик всякого, кому они собираются подражать: распутному гуляке они предстанут в образе блудливого кентавра; грабителю народной казны Симону – в виде хищного волка, разбойника; трусливому толстяку Клеониму, потерявшему щит, – в облике пугливых оленей. В образе женщин с длинными носами они явились перед Стрептиадом потому, что перед этим повстречали Клисфена, как видно развратника и любителя женщин. Аристофан блестяще выводит вереницу своих современников афинян, используя метафору облаков, принимающих любое обличье.
С помощью сократического диалогического метода Сократ доказывает Стрепсиаду, что Зевса не существует, а есть только Облака (иначе сказать, любую, самую абсурдную идею софист может обосновать и доказать, по мнению Аристофана). Наглядность доказательств Сократа выражается в близкой Стрепсиаду «утробной» образности, снижающей и высмеивающей философию самого Сократа, так же как и преимущества его сократического метода:
Сократ (показывая на Облака)
(…) Что, видал ты хоть раз, чтоб без помощи туч Зевс устраивал дождь? Отвечай мне! А ведь мог бы он, кажется, хлынуть дождем из безоблачной ясной лазури.Стрепсиад
Аполлон мне свидетель, отличная речь! Ты меня убедил. Соглашаюсь. А ведь раньше, и верно, я думал, что Зевс сквозь небесное мочится сито. Но теперь объясни мне, кто ж делает гром? Я всегда замираю от грома.Сократ
Вот они громыхают, вращаясь.Стрепсиад
Но как? Объясни мне, скажи мне, волшебник!Сократ
До краев, до отказа наполнясь водой, и от тяжести книзу провиснув, И набухнув дождем, друг на друга они набегают и давят друг друга. И взрываются с треском, как бычий пузырь, и гремят перекатами грома.Стрепсиад
Кто ж навстречу друг другу их гонит, скажи? Ну не Зевс ли, колеблющий тучи?Сократ
Да нимало, ни Зевс. Это – Вихрь.Стрепсиад
Ну и ну! Значит, Вихрь! Я и ведать не ведал, Что в отставке уж Зевс и на месте его нынче Вихрь управляет вселенной. Только все ж ничего ты еще не сказал о грозе и громов грохотанье.Сократ
Ты ведь слышал. Набухнув водой дождевой, облака друг на друга стремятся. И, как сказано, лопнув, что полный пузырь, громыхают и гулко грохочут.Стрепсиад
Кто поверит тебе?Сократ
Это я объясню на примере тебя самого же. До отвала наевшись похлебки мясной на гулянии панафинейском, Ты не чувствовал шума и гуда в кишках и урчанья в набитом желудке?Стрепсиад
Аполлон мне свидетель, ужасный отвар. Все внутри баламутится сразу, И гудит, словно гром, и ужасно урчит, и шумит, и свистит, и клокочет. Для начала легонько, вот этак: бурр-бурр, а потом уж погромче: бурр-бурр-бурр. Тут нельзя удержаться, до ветра бегу, а в утробе как гром: бурр-бурр-бурр-бурр.Сократ
Ну прикинь, если столько грозы и громов в животишке твоем, так подумай, Как чудовищно воздух безмерно большой и бурчит, и гремит, и грохочет.Стрепсиад
Все понятно теперь, так от ветра, от туч говорят у нас: ходим до ветра.Идейной кульминацией аттической комедии являлся агон. В нем состязались и спорили два действующих лица. В первой части, как правило, боролась сторона, которая должна была быть побеждена в состязании, во второй части агона роль отводилась победителю. В «Облаках» состязаются Правда и Кривда. Их выносят на глазах у зрителя в корзинах, как боевых петухов. Аристофан часто овеществляет метафору. Сын Стрепсиада Фидиппид должен решить, кто в этом агоне победит и кому отдать предпочтение, чтобы затем пройти курс обучения у Правды или Кривды. По законам комедии, естественно, побеждает Кривда.
Фидиппид проходит обучение в мыслильне Сократа. Он делается тощим, высохшим и бледным, но зато полностью избавляется от своей страсти к лошадям. Взамен он становится крючкотвором, краснобаем и лицемером. Вместо того чтобы, по замыслу отца, защитить его от заимодавцев, сын лупит отца и доказывает тому, что поступает справедливо.
Повздорили они из-за поэзии. Стрепсиад настаивал, что Эсхил – великий трагический поэт, а сын утверждал, будто его затмил Еврипид, Эсхил же – болтун и создатель «нескладицы и вздора». Фидиппид цитирует Еврипида с его новейшей трагедией, где говорится «о брате с родной сестрой, избави бог, бесстыдно переспавшем» (речь идет о трагедии «Эол»). Трудно сказать, насколько реально мог произойти в Афинах такой эстетический спор между отцом и сыном. Во всяком случае, скорее всего, свободные афиняне были чутки к поэзии и драматическому искусству, и этот эпизод, наверное, тоже чутко улавливает пульс современности. А Аристофан-комедиограф здесь выступает для нас как врач, нащупавший пульс своего времени.