— Глаза мои ты видишь и так, а на молнии можешь полюбоваться, — угрюмо буркнул Скиф, потянувшись за лучеметом. Но Рирда властным жестом остановила его.

— Не стоит. Посмотрю завтра! Если твои молнии и в самом деле спалят обитель демонов, ты сможешь вернуть нам долг!

— Какой долг, Сестра Меча?

— Тебе даровали защиту. Тебе, чужаку! И твоему другу тоже! Волей премудрой матери и властью хедайры! Это и есть ваш долг, клянусь клыками пирга!

— А я клянусь его хвостом, что о долгах не было речи! Не говорила премудрая мать о долгах! Она сказала: иди и сражайся!

Компаньон, похоже, начал заводиться, и Джамаль легонько похлопал его по плечу.

Рирда ап'Хенан втянула воздух сквозь стиснутые зубы, сжала кулаки, сделавшись вдруг похожей на разъяренную рысь, потом махнула рукой.

— Ладно! Безмолвные видят, кому и что ты должен. А я увижу завтра! Я прикажу установить метательные машины там и там — на камнях, что повыше. Но не слишком надейся на них, сын огня и железа! Падда не горят. Даже от молний хвастливых кафалов.

Она резко повернулась и пошла к кострам.

— Вах, какая женщина! — Джамаль смущенно поцокал, провожая ее взглядом. — Говорит, как клинком сечет! Генеральша!

— На Нилыча похожа, — пробурчал Скиф не то в качестве комплимента, не то с осуждением. — Ну, будет мне на орехи, коль я эту проклятую рощу дотла не спалю!

— А если спалишь дотла, откуда взять образцы? Листья, кору, ветки — что там еще тебе Нилыч заказывал?

— Дьявол с ними, с образцами! Кому они нужны, если мы до самого гадючника доберемся? Может, я Пал Нилычу вместо травки да листьев живого двеллера приволоку!

— Ну, тогда пали, — сказал Джамаль. — Пали, дорогой! …Ночью он проснулся, когда взошедшие в зенит Зилур и Миа, смешав серебряный луч с багровым, озарили алым сияньем его лицо. Звездный странник перевернулся на живот, потом, заметив сидевшего у костра Скифа, приподнял голову. Его компаньон что-то разглядывал в неверном свете двух лун и рдеющих углей, то перебрасывая некий предмет из ладони в ладонь, то поднося его к самым глазам.

— Не спится, генацвале?

— Думаю, князь, думаю… Видишь эту «штучку»? — Скиф повертел в пальцах маленький блестящий диск. — И зачем мне дядя Коля ее дал? На крышке огонь, и тут огонь… — Он задумчиво уставился в костер. — И саламандра… Глядит, будто просит чего…

— Огня и просит… живого огня… — пробормотал Джамаль, погружаясь в дремоту. — Саламандрам… нравится… живой огонь…

Он снова заснул.

С рассветом сотня лучниц, покинув лагерь, перебралась на другую сторону морены. Джамаль шел в их настороженной толпе, без лука, которым он не умел пользоваться, но с двумя увесистыми связками стрел на плечах; еще у него был клинок — тот самый, отнятый у шинкасов. Скиф, шагавший рядом, не нес ничего, кроме оружия и изрядно отощавшего рюкзака.

Обогнув шинкасские кострища да растерзанные зверьем трупы, амазонки по команде Рирды растянулись в цепь метрах в ста пятидесяти от деревьев. Луки у них были огромны, в человеческий рост — не те, из которых бьют с коня, а предназначенные для стрельбы с крепостных стен, на дальнее расстояние. И пользовались они ими с превеликим мастерством — выпущенные на пробу стрелы пали в самую середину рощи, исчезнув в переплетенье золотистых ветвей. Рирда, повернувшись к камням, где были уже установлены катапульты, подняла копье. Ей помахали в ответ, затем в воздухе просвистел пузатый горшок и разбился о дерево.

— Мы готовы. — Рирда огладила шрам на щеке и повернулась к Скифу. — Ну, во имя Безмолвных… Доставай свои огненные стрелы, чужак!

— Мне надо подойти поближе.

— Так подойди!

Скиф, не говоря ни слова, зашагал вперед; Джамаль и Сийя двинулись следом.

— Эй, сестра! — окликнула девушку Рирда ап'Хенан. — Останься! Пусть идут одни. Ты ничем им не поможешь. Едва повернув голову, Сийя сказала как отрезала:

— Это мой мужчина. Мой мужчина и его друг! Кто за ними присмотрит, если не я?

«Вах! — восхитился Джамаль. — Что за девушка!» На миг острое чувство сожаления кольнуло его; он вспомнил ту юную телгани, похожую на златовласку Тамму, до которой пролегли сейчас сотни лет, тысячи парсеков и бездны горьких сожалений. Жива ли она? На Телге долго не старятся и долго не умирают, но всему рано или поздно приходит конец: и красоте, и жизни, и воспоминаниям. Когда же он покинул родину, впервые обратившись невесомым световым лучом? Три столетия назад, никак не меньше… У той, телгской златовласки за это время сменился не один возлюбленный… Двух или трех самых близких она одарила потомством… Жаль, что не его! С другой стороны, он тоже не дремал — ни в земном обличье, ни в остальных своих ипостасях. Выходит, квиты!