— Обождем. Снимай комбинезон, клади на камень, пусть сохнет. А мы пока что проверим, чего удалось спасти. Потом вычистим одежку, и в путь! — Кирилл всмотрелся в солнечный диск, золотившийся среди облаков, — похоже, в этом мире, как и на Земле, миновал полдень. Его часы показывали сорок минут первого. Всего сорок минут! За это время они едва не отдали концы и распрощались с большей частью своего имущества.

Но кое-что осталось — два великолепных клинка, зажигалки, компас, нейлоновый шнур, перочинные ножи, таймер в наколенном кармане — в его окошечке ярко горели цифры «01». День первый! Двухсотграммовый кисет с небольшими золотыми слитками сейчас особой ценности не представлял, лучше бы сохранилась обувь или аптечка. Впрочем, стоило благодарить судьбу и за то, что есть: они могли развести костер, вырезать себе дубинки, сплести сандалии, сделать луки. Из лука Кирилл умел стрелять — не очень хорошо, но с сорока шагов смог бы подбить птицу размером с фазана. Если тут водятся фазаны… Ну не фазаны, так будет другая дичь! Наверняка в местных лесах найдется что-нибудь съедобное — плоды, Ягоды… Волнение на море успокаивалось, с суши потянуло ветерком, и Кирилл, принюхавшись, различил запахи леса, свежей листвы и хвои и еще какой-то незнакомый аромат, сладкий и возбуждающий — от него слегка кружилась голова.

Тучи рассеялись. Солнце тут было ярким, щедрым — — видно, Доктор уловил бродившие у Джамаля мысли насчет кавказского взморья, теплого, ласкового и изобильного. Над комбинезонами поднялся легкий парок, клинки катаны заблистали серебром, их лакированные ножны, очищенные от песка, переливались словно отшлифованный обсидиан. Джамаль подставил грудь солнечным лучам и с шумом выдохнул воздух.

— Как называется, дорогой? — Он распростер руки, словно обнимая необозримое морское пространство и дикий скалистый берег. — Как это называется? Красноглазый говорил, да я не помню…

Кирилл наморщил лоб.

— Амм… Амм Хаммат, точно!

— Красивое имя… И хорошо здесь! Вах, хорошо! Как в Сухуми в бархатный сезон! — Глаза Джамаля обрели прежний антрацитовый блеск и жадно шарили сейчас по краю берегового обрыва, словно он хотел разыскать что-то знакомое, привычное — некий признак, дарующий этому миру устойчивость и нетленность. Ноздри его раздувались: видно, и он уловил доносившиеся издалека сладкие ароматы.

Вдруг князь ударил себя по лбу и повернулся к компаньону.

— Эй, генацвале, надо бы нам разобраться с'одним делом! Мы в этот Амм Хаммат добрались? Добрались. Из моря выплыли? Выплыли. Теперь подумай, кто мы есть? Кто ты, кто я? Кто мы вместе? Подумай и скажи, как эх-перд!

— Ты клиент, я проводник. — Кирилл перевернул быстро сохнущие комбинезоны. — Чего еще мудрить?

— Ха! Так у Нилыча мы записаны — клиент, проводник… А здесь мы кто? В этом Амм Хаммате?

Догадавшись, в чем суть вопроса, Кирилл кивнул.

— Тут мы два морехода с погибшего судна. И приплыли мы… — он бросил взгляд на компас, — откуда-то с запада.

— Вай, мореходы! Простые мореходы! Еще скажи — гребцы, так нас сразу и усадят за весла! Нет, дорогой, — Джамаль многозначительно покачал пальцем, — мы не простые моряки. Тут, видишь ли, как в торговом деле: не пустишь пыль в глаза, не дождешься уважения, не получишь и выгоды… — Он опустил веки, размышляя, потом Широко улыбнулся. — Значит, так: я — княз, путешественник, ты — воин, мой телохранитель… нет, лучше племянник! Оба мы — благородной крови, клянусь мамой!

— В племянники я тебе не подхожу, — сказал Кирилл. — Масть у нас больно разная.

— Масть, вах! У моего брата — кровного брата! — Джамаль стукнул себя кулаком в грудь, — была красотка с севера. Ты в нее и уродился! Пойдет?

— Пойдет, дядюшка. Давай-ка собираться. Одежда высохла. Что ж, легенда не хуже всякой другой, подумал Кирилл, натягивая комбинезон и рассовывая имущество по карманам. Нож вместе с упругим нейлоновым шнурком он спрятал на груди, намереваясь сразу же, как попадет в лес, вырезать лук и стрелы. Ремень, на котором висели ножны катаны, плотно охватил его талию. Застегнув пряжку с чеканным силуэтом дракона, Кирилл полюбовался серебристым лезвием и вложил меч в ножны. Не так уж было все скверно, и неизвестно, что пригодится более в этом мире: тупая мощь «шершня» или хороший клинок. И умные речи, разумеется! Прав Джамаль: не пустишь пыль в глаза, не дождешься и уважения. А не будет уважения, будет нечто иное… к примеру, каменоломня или скамья на галере.

Они неторопливо побрели вдоль берега. Влажный песок холодил ступни, солнце пекло затылок, море играло сапфировыми отблесками, словно недавний шторм и гибель корабля были всего лишь ночным кошмаром. Почти инстинктивно Кирилл направился к северу от серой скалы — как будто там, за степями и лесами, под хмурым балтийским небом лежал родной город. Тянувшийся справа обрыв был крутым, почти отвесным, высотой метров пятнадцать; не стоило рисковать и лезть на него очертя голову. Найдется где-нибудь трещина, лениво размышлял Кирилл, убаюканный ласковым теплом и мерным шумом прибоя. Да, найдется трещина, или разлом, или устье какой-нибудь речушки… А где река, там и рыба, как говаривал майор Звягин. В наколенном кармане рядом с таймером у него был припрятан пакетик с леской и парой крючков вполне достаточного размера, чтобы подцепить форель.

— Смотри! Смотри, дорогой! — Джамаль, прищурившись, показывал на море. — Человек, клянусь могилой матери! Голый! И совсем черный! Из Африки, что ли?

— Вряд ли тут есть Африка, — бросил Кирилл, заторопившись к воде.

Возможно, Африки в этом мире и не было, но негры определенно существовали. Мертвец, покачивавшийся у берега на толстой доске, выглядел не просто смуглым — влажная кожа его отливала цветом ночного неба, затянутого тучами. Плечи его были широки, на спине бугрились мощные мышцы, безвольно опущенные руки с растопыренными пальцами чуть подрагивали в такт набегавшим волнам. Кирилл не видел лица погибшего — тот лежал ничком поперек доски, навалившись на нее грудью и свесив голову в воду, — но вряд ли стоило сомневаться, что он мертв. Половина черепа у него была снесена, и багровая рана казалась еще огромней по контрасту с черной кожей и полоскавшимися в воде смоляными волосами. Чудовищная дыра, сквозь которую вылетела жизнь… А она, вероятно, была нелегкой — Кирилл заметил цепь, тянувшуюся от кольца в доске к металлическому обручу, что охватывал талию мертвеца.