— Эй, есть там кто-нибудь живой! — Смыков, сложив ладони рупором, обратился в сторону руин. — Если не покажетесь немедленно, применяю оружие. Считаю до трех!

После счета «два» рядом с Оськой, по-видимому, слегка тронувшимся умом, встало еще с десяток аггелов — судя по черным колпакам, высшее командование. На Смыкова, взгромоздившегося на парапет фонтана, они смотрели, как волки — но не те волки, что рыщут на воле, а те, которые посажены на цепь. Ламеха среди них не было.

— Почему заскучали, граждане каинисты? — куражился Смыков. — Который из вас сковородой нам грозился, а?

Аггелы помалкивали, поглядывая то в небо, то в землю, то друг на друга. На то, во что превратилось их грозное воинство, никто старался не смотреть.

— Повторяю вопрос! — угроза перла даже не из каждого слова Смыкова, а из каждого звука.

— Это он сам… По собственной инициативе, — один из аггелов кивнул на Оську. — Сопля невоспитанная…

— Снять головной убор, когда со мной разговариваете! — рявкнул Смыков.

Аггел, стараясь не встречаться со Смыковым взглядом, стянул свой колпак. Был он бородат, наполовину сед, а рожки имел маленькие, как у новорожденного бычка.

— Фамилия? Имя? — Смыков спросил, как кнутом щелкнул.

— Вас, надо думать, мое бывшее имя интересует? — уточнил аггел.

— Вопросы здесь задаю я. Интересует меня не бывшее, а настоящее ваше имя. Клички для своих подельников оставьте.

— Грибов Михаил Федорович, — представился аггел солидно.

— Должность?

— Сотник.

— Я про вашу человеческую должность спрашиваю! Кем раньше работали?

— Раньше? — Аггел пригладил растрепанную бороду. — Председателем колхоза.

— Член партии?

— Как водится, — вздохнул он. — Бывший, конечно. Взносов не плачу и собраний не посещаю.

— И каким же образом вы среди этих кровопийц оказались?

— Я извиняюсь, но только ругаться не надо… — Аггел блеснул из-под мохнатых бровей черными цыганистыми глазами. — Я все фронты прошел. И кастильский, и степной, и арапский… Ранен дважды… А здесь, спрашиваете, как оказался… очень просто… Насильно к нам никого не загоняют. Я тоже доброволец. Потому что другого выхода не вижу. Сплотиться нам надо, чтоб не затоптали… Сильная власть нужна. Железные вожди… Идея, опять же… А какая идея у Коломийцева или Плешакова? Про нынешние дела я и не говорю даже… Развели, понимаешь, анархию…

— А идеи Каина вам, значит, подходят? — Говоря языком базарных торговок, Смыков смотрел на Грибова, как парикмахер на плешивца.

— Ехидничать-то зачем? — Аггел передернул плечами. — Идеи наши, если вдуматься, от марксизма мало чем отличаются. Я практику имею в виду. Мы ведь, к примеру, не против всех инородцев огульно… Есть и среди них люди. Кое-кого и перевоспитать можно. Предварительно освободив от влияния господ, попов, шаманов, тунеядствующих умников и всякого другого сора. Народ вот так держать надо, — он резко сжал свою крепкую пятерню в кулак, — а не распускать… Потом еще и благодарить будут.

— Вы мне эту оголтелую пропаганду прекратите! — Смыков погрозил зарвавшемуся аггелу пальцем. — Ренегат позорный…

— Я что… можно и помолчать, — аггел набычился, — сами ведь спрашивали.

— Все, разговоры на вольные темы закончились! — Для убедительности Смыков топнул ногой. — Оцениваю все ваши жизни в мешок бдолаха. Пока кто-нибудь сбегает за ним, остальные будут дожидаться здесь. Срок на все дела — десять минут.

— А после нас, значит, как этих… — бывший председатель колхоза, а ныне сотник каиновой рати Михаил Федорович Грибов кивнул на мертвецов, устилавших площадь, — на смертные муки и поругание?

— Вполне вероятно. Если через десять минут бдолах не будет здесь… А в положительном случае амнистирую.

— Обещаете?

— Ишь ты! — усмехнулся Смыков. — Много хочешь, рогатый. Не обещаю, а подаю надежду. Разве мало?

— Ладно, быть по сему! — Аггел нахлобучил колпак на голову. — Но только мешка бдолаха у нас нет. Мы за все время столько не добыли.

— А сколько есть? — насторожился Смыков.

— С килограмм, наверное, наберется… Или чуть побольше… Борис, сколько?

— обратился он к стоявшему рядом соратнику, имевшему вид скорее школьного учителя, чем адепта людоедской религии.

— Кило двести сорок грамм, — ответил тот флегматично. — И в перегонном кубе еще грамм пятьдесят можно наскрести.

— А не врете, голуби? — Смыков окинул аггелов испытующим взглядом.

— Если не доверяете нам, можете своего человека для контроля послать, — обиделся Грибов. — Да и не станет Борис Михайлович врать. Он в Госбанке раньше служил. При нем кассиры копейку утаить боялись. Почетные грамоты от центрального правления имел.

— Если вы ему так доверяете, пусть идет за бдолахом.