Шрифт:
— Что пригорюнились? — спросил Матвей, заметив, что настроение начальства близко к минору. — Сон плохой увидели?
— Коллективный, — улыбнулся Баблумян, которого не портили ни усы, ни огромный нос.
— Ждем налоговую инспекцию, — сказал Афонин.
— В первый раз, что ли? В чем трагедия? Поднимут документы, убедятся в идеальном порядке и отстанут.
— Это не рядовая проверка, — покачал головой Шаровский. — Кто-то из окружения мэра очень нас невзлюбил и землю роет, чтобы прищучить.
— А разве в работе фирмы появился криминал?
Шаровский скривил губы, не желая отвечать, Афонин глянул на него с интересом, обошел свой стол и сел в кресло.
— Ладно, разберемся. Слышали, послезавтра к нам приезжает Олег Янченко, будет давать концерты органной музыки?
— А рекламы в газетах не было, — сказал Баблумян. — Я бы сходил с женой.
— Концерты для местной элиты, потому и нет рекламы, — буркнул Шаровский, доставая зубочистку. Эта его манера — чистить зубы в любом месте и при любых собеседниках — чрезвычайно раздражала Матвея. — Могу посодействовать с контрамарками или достать билеты.
— Хорошо бы, Аркадий Самсонович, — кивнул президент. — Я тоже не откажусь сходить. Пойдешь? — обратился он к Матвею. — Сколько тебе билетов?
Матвей хотел отказаться, но потом подумал, что концерт, возможно, развлечет Кристину, и показал два пальца.
— Хорошо, к вечеру будут. — С этими словами Шаровский вышел.
— Сергей, — понизил голос Соболев, — может быть, попросим мэра поставить здесь официальный пост? Из муниципалов? Предчувствие у меня нехорошее.
Афонин окинул фигуру начальника охраны ироническим взглядом.
— Я еще не депутат Госдумы, чтобы требовать защиты от государственных служб. Это у депутата пять оплачиваемых помощников плюс шофер, я тяну только на двоих, да и тем плачу из собственного кармана.
Матвей стал «во фрунт», повернулся к двери и вспомнил о просьбе:
— Мне в полдвенадцатого надо будет отвезти одну девушку к врачу, нужен «рафик» или «газель».
— Нужен — бери. Что за девушка?
— Так… хорошая знакомая, — замялся Матвей, потом посмотрел на Афонина прямо. — Моя девушка. У нее ноги парализованы, хочу показать экстрасенсу. Говорят, у нас сейчас гостит одна отечественная знаменитость — Иван Парамонов.
— Могу посодействовать. У меня отец — врач-психиатр, и они дружат, так что без проблем..
— Это было бы здорово! Я, честно говоря, думал, придется пробиваться к нему на прием с боем, — сказал Матвей, отметив с некоторым удивлением, что все в мире взаимосвязано больше, чем полагают люди.
— Зачем же с боем? — Афонин набрал номер на компьютерном комплексе, соединявшем в себе телефон, часы, магнитофон, видеоприставку для канала коммерческих новостей, собственно компьютер и лазерный сканер.
На дисплее комплекса мигнули алые глазки, означающие, что связь защищена от прослушивания, зажегся номер абонента.
— Отец, это я. Мне нужно записать на прием к Парамонову моего друга… Да, очень. Сегодня, — сказал Афонин, отвечая, видимо, на вопросы отца, прикрыл трубку ладонью. — Когда поедешь?
— Я собирался к двенадцати, для того и машину просил.
— На двенадцать. Непременно! Хорошо иметь такого отца, а? До вечера.
Сергей Сергеевич дал отбой, поднял руку ладонью вперед.
— Тебе повезло. Парамонов как раз у отца был. Благодарить будешь позже, главное, чтобы помогло. Говорят, что специалист он действительно классный.
Настроение улучшилось, и делами Матвей занялся с энтузиазмом, хотя рассудком отнесся к вспыхнувшей надежде скептически.
Из кабинета президента он заглянул в дежурку, оборудованную монитором теле — и радиосвязи, проверил готовность постов и аппаратуры и остался доволен. Глянул на старшего смены, угрюмоватого парня, которому очень подходила фамилия Кудёма.
— Похоже, у тебя живот схватило, Паша?
— Угадал, — буркнул Кудёма и добавил три непечатных слова.
Его напарник фыркнул.
— Не обращайте внимания, патрон, он никак с женой квартиру не разделит, второй месяц делит.
— А что случилось? — полюбопытствовал Матвей.
— Развожусь, — буркнул охранник и снова закончил матом.
— Тише, тише, — успокаивающе похлопал его по плечу напарник. — Крепкое слово здесь не поможет. Хотя я где-то читал, — повернулся он к Соболеву, — что употребление нецензурных слов понижает кровяное давление и уменьшает содержание адреналина в крови.