— Круто! — восхитился Северцев. — Действительно, наука и техника не стоят на месте. Я достаточно плотно слежу за новейшими разработками, но явно не успеваю. Ну, хорошо, ты — особая статья, тебе положено иметь супертехнику, а что носят «шестерки», то бишь криттеры? Какие такие механические синхроны?

— Браслеты с генераторами синхронизации и микрофоны с наушниками.

Северцев еще раз бросил взгляд на руку Виктора, никогда не носившего никаких перстней и колец. На указательном пальце актера красовался перстень из белого металла с выпуклым прозрачно-черным камнем, напоминающим кварц. Красницкий не обратил на взгляд друга никакого внимания.

— Пора определяться, мастер. Нас ждут.

— Где?

— В одном месте… недалеко отсюда.

— Кто? Тетрарх?

— Начальник рангом повыше меня. Увидишь.

— А если я все-таки не соглашусь?

— Тогда я всажу в тебя выстрел-программу, — Виктор шевельнул имплантором, — и ты превратишься в криттера. Со всеми вытекающими…

Северцев усмехнулся, отвечая больше своим мыслям, а не предупреждению Виктора. Очень не хотелось начинать бой в столь невыгодных условиях, но и криттером становиться не было никакого желания. Конечно, можно было для виду согласиться с предложением Виктора, выяснить все обстоятельства дела, а потом красиво уйти, если цели и методы СКонС окажутся несовместимыми с моральными установками и принципами. Но что-то останавливало Олега, мешало добровольно принять сторону Красницкого. Может быть, то обстоятельство, что он сам был запрограммирован и не говорил всей правды.

— Самый последний вопрос. Как работает синхрон?

— Это тебе объяснят специалисты.

— Но ведь и ты должен знать основы вашей физики, хотя бы примерно.

— Он синхронизирует волновые пакеты объектов разной массы внутри диапазона существования.

— Нарисуй, а то так я не врубаюсь.

— Потом, Олег, потом, не тяни время.

— Я не тяну время, — упрямо покачал головой Северцев, — это оно тянет меня. Я хочу разобраться. Есть хорошее четверостишие о времени, отражающее, как я понимаю, суть:

— Очень точно, — кивнул Виктор, теряя терпение, кинул взгляд на часы. — Итак, что ты решил?

В спальне Вероники что-то упало.

Оба посмотрели на дверь, потом друг на друга, но не тронулись с места.

— Она подслушивала, — нахмурился Виктор.

— Она не из тех, кто подслушивает, — возразил Северцев.

— Ты определился?

— Да. Но у меня последний вопрос…

— Последний уже был.

— Самый распоследний. Как в этом деле замешана семья Крушана Сабирова? И что вы с ним сделали?

— Что с ним сделали, мне неведомо. — Виктор поморщился. — По слухам, он с женой замыслил подкорректировать Программу, а такое отклонение СКонС не приветствует.

— Разве одному человеку или даже двум под силу подкорректировать Программу? — скептически изогнул бровь Северцев. — По твоим словам, Программу сотворил Господь Бог, то есть сам Творец.

— Всех деталей конфликта мне не сообщили, да это и не нужно, каждый из нас решает проблемы в области своей ответственности. Мне поручено разобраться с тобой.

— И все же ты должен знать, почему ваши системники так рьяно охотятся за женой Сабирова.

— Ты будешь разочарован, но я не знаю. Я всего лишь угларх в иерархии СКонС. Все, Олег, переговоры закончены. Да или нет?

— Скорее нет, чем да, — вздохнул Северцев.

— Что тебя смущает?

— Скажем так: внутреннее неприятие ситуации. Почему одни криттеры охотятся за мной, используя серьезное оружие, а вторые начинают переговоры?

— Ты имеешь в виду меня?

— К сожалению, да.

— Я не простой криттер…

— Это мы уже слышали. Какая разница? Ты все равно зомби, послушно выполняющий вмонтированную в мозги программу. Если я откажусь, ты без колебаний убьешь меня или закодируешь с помощью твоего «просветлителя», не так ли?

Лицо Виктора стало жестким.

— В данном случае я вынужден в твоем лице ликвидировать утечку информации. Ничего личного.

Северцев иронически прищурился.

— Как говорил поэт: ничего против вас не имею, но свернуть я вам вынужден шею.

Виктор хотел сказать что-то резкое, но сдержался.

— Хватит дискуссий! Ты прав, я выполню данное мне задание без колебаний.

— А как же наша дружба? Она не в счет?

В глазах Виктора зажегся странный огонек: будто из глубин души просверкнули тщательно скрываемые боль и обреченность. Личность Красницкого, воспитанная на идеалах открытости, справедливости и мужской чести, пыталась сопротивляться навязанной извне, внушенной пси-программе.

— Дружба — дело непростое… — начал он.