– Кажется, третейский судья больше не нужен. Так где мои два стакана? – напомнил Гусев.

– Две собаки, – бросил Мышкин. – Данилу опять послали, так сказать, псу под хвост.

– И я, так сказать, снова развонялся, – хмыкнул Данилов. – А этот, значитца, славный русский богатырь...

– Я говорю – чего ты, мать твою, орешь, значит, на все отделение? Хорошая тренировка по движущейся, так сказать, мишени. Ну и, короче, подставился. Этот, блин, хитрый Алеша Попович заначил лишний патрон...

– Опять двадцать пять!

– Короче, мне теперь вести группу на собак, – хмуро заключил Мышкин. – На той неделе. Мало того, что график, так сказать, ломается...

– Да ладно, у тебя группа послушная, – утешил его Данилов, у которого в глазах так и играли лукавые огоньки.

– Послушная-то она послушная... – вздохнул Мышкин. Он подобрал свою мишень и пристально на нее уставился. – Боже мой, какой срам! Данила, а Данила... Может, еще разок?

– Хрена, – отрезал Данилов, мгновенно напрягаясь. – Обосрали – обтекай. Не умеешь – впитывай. Привыкай – бывает...

– Мужики, а я ведь по делу к вам, – сказал Гусев. – Насчет провокации в Саратове есть идеи?

У инструктора, который по-прежнему внимал голосу из телефона, дернулось свободное ухо.

– Какие тебе идеи? – спросил Данилов. – Как поймать гада? Нет идей. Кому это выгодно? Кому угодно, вплоть до ментов.

– Это сделали диссиденты... – пробормотал Мышкин, засовывая палец в злосчастную дырку на мишени. – Какой-нибудь, так сказать, сумасшедший правозащитник... Ранее не зарегистрированный...

– И где он взял автомат?

– У бандитов купил. – Мышкин вытащил палец из дырки и опять бросил мишень под ноги.

– А убирать кто будет? – осведомился инструктор. – Нет, Маш, это я не тебе...

– Откуда в Саратове бандиты с автоматами?

– Прямо стихи, – ухмыльнулся Данилов. – Хожу я по Саратову, махая автоматом.

– Что за слово – «махая»? – сморщился Гусев. – И не настолько правозащитники сумасшедшие, чтобы устраивать такие провокации.

– Правозащитники все сумасшедшие, – не согласился Данилов. – Зачем нормальному человеку защищать права, которые и так соблюдаются?

– А что ты, собственно, знаешь об этих правах? – ехидно осведомился Гусев.

– Да он их, так сказать, каждый день зачитывает, – ввернул Мышкин. – Право оказать сопротивление, право не отвечать на вопросы...

– Идите вы! – обиделся Данилов.

– Мышкин, подбери мишень и положи в урну, – напомнил инструктор, кладя наконец трубку. – Кстати, право оказать сопротивление – отличная штука. Честнейшая. Только надо бы его расширить. Например, мне позарез нужно конституционное право оказывать сопротивление теще. Вплоть до огневого контакта.

– Паяц, – сказал Данилов. – Клоун. Слушай, Гусев, чего тебе надо? Я готов хоть сейчас с тобой забиться, что этот случай не будет расследован. Хотя нет, спорить не на что, ты же без группы, тебе на собак водить некого.

– Я не знаю, чего мне надо, – вздохнул Гусев.

– Бабу тебе надо, – сказал Мышкин, запихивая мишень в урну. – И все снимет, так сказать, как рукой.

– У меня есть! – огрызнулся Гусев.

– Да у тебя опять какая-нибудь, так сказать, одноразовая.

Данилов заржал. Инструктор выдавил из себя мечтательный стон.

– И ничего не одноразовая. Прекрасная резина, сносу нет.

Выбраковщики дружно вытаращили глаза.

– Попались? – спросил Гусев, без особого, впрочем, триумфа в голосе.

– Тьфу на вас! – рявкнул инструктор, глядя на часы. – У меня уже пятую минуту обеденный перерыв. А ну брысь отсюда! Гусев, построй их и выводи. А то они сами не умеют, в ногах заплетаются.

– Сейчас, размечтался, так сказать, – бросил Мышкин. – Майор Данилов, через туалет выходим строиться на улицу.

– Слушаюсь, товарищ капитан. Разрешите бегом, товарищ капитан.

– Разрешаю, товарищ майор. Пэ, ты идешь?

– Я догоню, – кивнул Гусев, подходя к столику инструктора. Тот, не задавая лишних вопросов, придвинул к себе журнал.

– Чего прикажете? – спросил он. – Помпы, вибраторы, фаллоимитаторы? Есть отличный анальный разрядник. Стимулирует непосредственно простату. Контрабандный товар, от сердца отрываю. Слушай, Пэ, ты правда с резиновой бабой спишь?

– Правда.

Инструктор наклонил голову и из-под бровей внимательно рассматривал Гусева чуть ли не минуту. Тот ждал с непроницаемым лицом.