Минуты две они сидели друг против друга, смотрели и молчали.

— Спасибо за… доверие, — маг, сопя, поднялся с пола. — Твоя идея насчет фальшивой смерти… она хорошая. Но она не работает. Мне придется предъявить безукоризненный собственный труп — тогда только они поверят. Кроме того… дело может так повернуться, что я, именно я стану Императором. Собственно, я тут уже полгода сижу и гадаю, кто я — Император или мертвец…

Он слабо улыбнулся.

— Из тебя вышел бы неплохой винтовой, — сказал Варан.

Лереаларуун поднял брови:

— Это похвала? Спасибо… Теперь берись за карту. Император при смерти. Мы не знаем, когда за мной прилетят. Если завтра — ты не успеешь.

От напряженной работы у Варана болели глаза.

Бывали дни, когда Сполох-Подорожник-Лереаларуун не прилетал за ним. Тогда Варан шел на пристань, помогал работникам за кружку воды или миску репса. Слушал разговоры. Все повторялось: про гибель бедного Ройки, про донный урожай, про болезни кричаек, про слухи с Малышки. Об Императоре и близкой его смерти вообще не говорили — и посмотрели бы на Варана, как на пораженного Шуу безумца, вздумай он завести разговор на такую тему.

Нила ждала свадьбы. А Варан хотел — и не решался сказать ей о предстоящем путешествии. Куда там — о предстоящем бегстве.

— Ну и не говори, — сказал Подорожник. — Скажешь в лодке, когда отчалите… Это право мужчины — решать, так ведь?

Варан согласился.

Он не просил Подорожника помочь с картой, хотя у того наверняка была возможность перенести ее на перламутр одним движением пальца. Он понимал, что его работа — скрупулезная, изматывающая — есть единственная разновидность магии, доступной тем, кто родился в доме с обыкновенным очагом, сложенным обыкновенным печником. Как будто усилия над рисунком были жертвой, приносимой морю в пользу благополучного плавания. Как будто, проходя путь на перламутре, он заклинал его счастливый исход.

Прошла неделя с того дня, как на Круглый Клык наведалась летающая повозка. Чем ближе был конец работы, тем медленнее она продвигалась — Варан, втайне от себя, тянул с последними штрихами. Как будто боялся, что с окончанием карты мир — настоящий, а не нарисованный — изменится.

— …Если бы у меня было время, — сказал Подорожник, — я бы отбил ее у тебя.

Он не мог остановиться ни на минуту — ходил по комнате, либо перебирал бумаги, либо заставлял предметы подниматься к деревянному потолку и там зависать, покачиваясь, будто на плаву.

— А я бы не отдал, — сказал Варан, не отрывая глаз от ракушки. Это была неправда: Варан вовсе не был уверен в том, что, вздумай Императорский маг посягнуть на Нилу, та смогла бы хоть сколько-нибудь долго сопротивляться.

— Ты не пахнешь любовью, — подумав, сказал Подорожник.

Варан положил ножик. Потер ладони, помедлил — и тогда только посмотрел магу в глаза.

— Я все равно на ней женюсь, — сказал тихо.

Маг кивнул. Каменный кувшин для воды, висевший в воздухе последние несколько минут, упал и оставил вмятину на деревянном полу. Подорожник снова принялся расхаживать взад-вперед, и под скрип мозаичных половиц Варан вернулся к работе.

За его спиной зашипел воздух, запрыгали отсветы по стенам, ширмам, занавескам. Он обернулся: маг стоял, откинув голову, между его ладонями металась сине-фиолетовая огненная змея.

Нила не устояла бы, грустно подумал Варан.

И ему вдруг захотелось сказать: бери.

Человеку, которому, может быть, осталось жить несколько дней, дарована будет последняя возможность быть счастливым. Нила запомнит на всю жизнь… Волшебное приключение…

Варан низко склонился над своей ракушкой. Лицо его щипало и горело от стыда, оттого, что он не властен над своими мыслями, оттого что мысли его — ниже самого низкого, самого мокрого и зловонного поддонья.

— Что с тобой? — спросил маг. Спросил, конечно же, только затем, чтобы уверить Варана: я не догадался. Я не знаю, о чем ты подумал. Не имею понятия.

— Покажи еще что-нибудь, — попросил Варан. — Молнию… Светящийся шар…

— Все требуют фокусов, — печально сказал Подорожник. — Всегда и все, даже императоры… Как будто маг — это жонглер на ярмарке.

— А кто такой жонглер?

Подорожник поморщился. Сложил ладони, как две лодки днищами наружу:

— Не фокусы. Не летающие предметы. Не ощущение превосходства. Даже не чувство свободы. Потому что я, например, не свободен, как крыса в самой тесной клетке. Или ты спросишь, кто такая крыса?

Варан молчал.

Подорожник глубоко вздохнул и разжал ладони. Навстречу Варану выпорхнула ярко-красная горящая бабочка. Огонь стелился шлейфом, размазывал очертания крыльев; бабочка опустилась на карту, но бумага не вспыхнула, как можно было ждать. Насекомое замерло. Пламя поднималось над ним, как парус. Бабочка горела, не сгорая.

— Я знаю, кто такие маги, — сказал Варан, осторожно отодвигаясь. — Я слышал много историй… а если ты хочешь объяснить мне, как это быть магом… то я ведь все равно не пойму.