Шрифт:
Он дошел до края земли — сотни дней пути. За краем оказалось, что мир только начинается. Мир, где растут «стеклянные деревья», князья обитают в подземных пещерах, где всем весело, но при этом девушек (девочек?) продают в рабство собственные родители.
Вот он, этот мир. Белесое пространство с небрежно выведенными названиями — копия, причем не лучшего качества. Руки оторвать такому копиисту…
А тот, кто разжигает огонь в очаге, побывал и здесь. Возможно, прав был хозяин разрушенного дома: он не ходит, как мы, по земле. Он появляется и исчезает — здесь и там. И его не догнать.
Возможно, надо вернуться на запад, за холмы… старший сын хозяина не обрадуется, зато как обрадуется она! Вернуться и рассказать правду: от этой женщины, безумна она или нет, спасти может только расстояние. Даже если она так молода, как говорит… хотя назвать юной ее никак нельзя, по крайней мере на первый взгляд… Ее жизни все равно не хватит, чтобы уморить всю степь. А значит, не стоит тратить время на достраивание бесполезного дома. Лучше перезимовать у родичей, а потом выбрать себе новое место и новое поле — подальше отсюда… Звучит ужасно, но ведь нет другого выхода. Колдунья сцепилась со степью — достойные соперницы, но, с точки зрения Варана, у степи шансов все-таки больше.
Как ее занесло сюда? Пешком? Или на спине какой-нибудь тамошней крыламы? Почему она так одинока? Перед кем хочет выслужиться, убивая степь? Перед своим неведомым «господином»? В пещере, где свет проходит по корням стеклянных деревьев, «как вода по трубкам»… Неплохо было бы это увидеть.
Краем глаза он уловил движение. Поднял голову.
Она стояла в пяти шагах. Между сомкнутыми ладонями билось, шипя, зеленое пламя.
— Ты мертв, — сказала она глухо, и Варан вспомнил надпись на железном замке, виденную много лет назад.
Он смотрел ей в глаза, рассеянно улыбался и искал путь к спасению. Не складывалось, не срасталось; влево бросайся или вправо — колдунья подошла слишком близко… он позволил ей подойти… впрочем, помешать он все равно не смог бы…
— Ты усыпил меня, — сказала она.
— Нет.
— Ты врешь! Ты усыпил меня, чтобы ограбить и убить!
— Нет.
— Ты уже меня ограбил! — она посмотрела на белый листок, развернутый у Варана на коленях. — Тебя прислали пожиратели падали! Ты… мертв.
Она шагнула вперед, раскрывая руки.
За секунду до того, как зеленая огненная струя вырвалась из ее ладоней, из-за развалин вылетела, размазавшись в прыжке, лохматая оскаленная бестия. Упала колдунье на спину, повалила на землю и вцепилась в горло.
Тюфа не знала благородства. Она кидалась со спины и била лежачих. Она была, возможно, трусовата, но жизнь Варана показалась ей достаточным поводом, чтобы рискнуть не только существованием своим, но и честью.
Колдунья не издала ни звука. Тюфа тоже; впрочем, это не имело значения. Через секунду их обеих накрыло зеленое пламя.
Глава вторая
— Господин мой, срочные новости. Господин мой, письмо!
Варан с трудом оторвал от подушки тяжелую голову. Треск огня, беззвучная борьба, разлетающиеся зеленые жгучие брызги — все было, как наяву. Требовалось время, чтобы отдышаться и понять, что Тюфы нет и колдуньи тоже нет, что рядом ворочается Лика, что это ее рука ложится на влажное от пота плечо:
— Ты опять…
— Господин мой, — бормотал слуга за дверью. — Господин, срочное письмо!
Что-то случится, подумал Варан. И это к лучшему. Слишком давно ничего не случалось.
Он поднялся и накинул халат.
— Я боюсь, — пробормотала Лика.
— Ерунда. Спи.
Длинный коридор — сто пятнадцать шагов, в соответствии с его нынешним статусом — освещен был теплыми желтыми огнями. В свое время он строго запретил зажигать в доме светильники, горящие голубым или белым. Цельнокроеная ковровая дорожка — настоящая шкура шерстистой змеи Хаа — в ночном освещении казалась золотой.
— Раскрой, — велел Варан слуге.
Слуга рванул за красный шнурок, и конверт из шелковой ткани распался надвое. В мягкий желтый свет коридора влились новые тона: печать на письме нервно переливалась императорской радугой. Слуга задрожал. Варан поморщился и взял письмо из его трясущихся рук.
Его услуги срочно требовались Подставке. Посреди ночи. Только и всего.
— Буди всех, — сказал Варан со вздохом. — Мыться-бриться-одеваться, как на большой праздник. Его Незыблемость Императорский Столп призывает меня, поэтому через полчаса я должен быть в экипаже… Да не трясись. Ничего не случилось.