Марран сидел на пятках, утопив колени в песке, и улыбался той особенной победной улыбкой, без которой не завершалась обычно ни одна из его выходок.

— Ну, что ты теперь скажешь? Что тебе мешало выиграть на этот раз?

С её языка готова была сорваться отповедь — и вдруг она нахмурилась, ей почудился кто-то наверху, далеко, над обрывом.

— Руал… По-моему, там Легиар… Может, нам лучше уйти?

Он сощурился:

— С чего бы это?

— Мы ведь на его территории… Может, он не любит, чтобы чужие приходили и колдовали у него под носом?

Марран потянулся, бросил насмешливо:

— Ты мне зубы не заговаривай! Сдаёшься, не хочешь больше играть — так и скажи… Мне тоже надоело колдовать вполсилы… Ты же с тремя десятками муравьёв справиться не можешь!

Девушка вспыхнула:

— Зато ты хвастаешься в полную силу, и даже сверх всяких сил! Целуйся с муравьями своими!

Он смешно сморщил нос и протянул:

— Ну, целоваться я хочу с тобо-ой…

Следующие три минуты они возились, как щенки, на недавнем поле боя, хохотали и набивали полные рты горячего песка.

— И почему ты такой задавака, Марран, — говорила Ящерица, когда они лежали рядом, сморённые зноем. — Будто бы всё можешь…

— А я всё могу! — мальчишка подпрыгнул, будто подброшенный пружиной.

— Вот пожелай чего-нибудь!

— Муравьиную пирамиду, — сонно бормотала девушка, — и чтобы вокруг неё был хоровод, а сверху один муравей махал белым флажком…

— Всего — то?!

Ящерица вскочила, вскрикнув, потому что все муравьи округи за две минуты собрались на месте, где только что покоился её локоть.

Рыжие, красные, чёрные, забыв о насущных делах, выполняли поспешно прихоть маленького мага. Девушка смотрела, полуоткрыв рот:

— Эй, Марран… Я пошутила вообще-то…

А муравьиный хоровод уже кружился, а пирамида всё росла и росла, а Руал Ильмарранен, красный от напряжения, пританцовывал вокруг, шевелил губами, водил пальцами и приседал:

— Ну, флажок! Давай же!

Флажок не получался.

Ящерица уже презрительно скривила губы, когда на вершину пирамиды выбрался-таки изрядно помятый рыжий муравей с лепестком маргаритки наперевес. Марран подскочил с победным воплем.

— Да, это достойно, малыш, — сказали у него за спиной.

Ильмарранен обернулся — перед ним стоял человек, о котором он много слышал и которого впервые видел так близко — великий маг Ларт Легиар.

Ящерица побледнела под слоем загара и резко дёрнула Руала за рукав. Тот, не глядя, высвободил руку.

— И чей же ты такой мальчик? — спросил Легиар мягко.

— Ничей, — настороженно отозвался Марран. — Свой. А что?

— Ничего, — пожал плечами маг. — Просто хотелось бы знать, кто твой учитель.

— Никто…

— А врать-то зачем? — удивился Легиар.

— Он не врёт, — поспешно заступилась Ящерица. — Он самоучка. И вообще мы уже уходим, — и дёрнула Руала изо всех сил.

Легиар чуть повернул голову, посмотрел сквозь девушку и обратился опять к Руалу:

— А ты никогда не думал, что время муравьиных игрищ когда-нибудь закончится?

Марран смотрел на него исподлобья.

— А в мире, мальчик, есть другие… маги, и кому-то из них ты помешаешь, а кто-то станет союзником… Если ты этого захочешь, конечно, — добавил колдун и внезапно, вдруг обернулся огромным грифом, хрипло крикнул и взмыл вверх.

Руал, на секунду растерявшись, оторвал от себя пальцы Ящерицы и обернулся соколом.

Несколько секунд — или часов — две хищные птицы носились на страшной высоте, где дыхание спирало от ледяного ветра. А над берегом металась маленькая чайка — пронзительно кричала и не могла подняться выше.

Потом гриф камнем упал вниз, и, коснувшись ногами песка, стал господином Лартом Легиаром.

Вслед за ним опустился сокол — и обернулся обессиленным, запыхавшимся Марраном. Маги — молодой и матёрый — некоторое время смотрели друг на друга.

— Пошли, — сказал наконец Легиар. — Можешь звать меня Лартом.

— Марран, — ответил Руал, протягивая руку.

Ящерица стояла, утонув по щиколотку в остывающем песке, и смотрела, как они уходили.

…Руал поднял голову — Ящерица всё ещё укоризненно смотрела на него из-за уродливого тёмного ствола.

Он наотмашь ударил себя по лицу — удар вышел слабый, но видение исчезло.

Он попытался встать, опираясь на ствол. В ушах у него, то приближаясь, то затихая, звучало тонкое назойливое пение. Тянула к земле тяжёлая голова, мешала подняться.