— Ваши люди? — спросил Илья Ильич, указывая на пятерых жавшихся по углам бригадников.

— Первый раз вижу, — словно на очной ставке, отозвался приличный. — Я, собственно говоря, представитель федеральных властей, а вы, насколько я понимаю, совсем недавно появились в... как бы это сказать... короче, появились здесь и ещё не прошли регистрации.

— Свидетельство о смерти, что ли, получать? — язвительно спросил Илья Ильич. — Так его там выдают, родственникам, а мне как бы и ни к чему.

— Ошибаетесь, глубоко ошибаетесь... — проникновенно пропел самозваный чиновник.

Илья Ильич краем глаза заметил, что недавние погромщики, пытавшиеся разыграть, казалось бы, беспроигрышную карту Страшного суда, один за другим по стеночке прокрались к вышибленной двери и немедля расплылись в полутьме. Мешать им Илья Ильич не стал, не сюда же они рвутся, а отсюда... Илья Ильич продолжал разглядывать главаря, который уже привычно вещал, то нравоучительно, то с лёгкой укоризной, то переходя на стиль рекламного слогана:

— Люди живут везде и всегда, даже, как видим, неживые люди тоже живут, а жить в обществе и быть свободным от общества — нельзя. Это не я придумал, а один мудрый человек...

Случилось так, что в молодые годы Илья Ильич жил исключительно среди честных людей. В коммунальной квартире, где проходило его детство, можно было оставить на кухонном столе кошелёк и быть уверенным, что не пропадёт ни единой копейки. Мошенниками считались цыганки и безнадзорные мальчишки, шаставшие по рынку. И тех, и других можно было легко определить по внешнему виду, суетливым движениям и воровато бегающим глазам. Мошенник на доверии был редкой птицей, какую впору в «Красную книгу» заносить. И когда с приходом нового времени появились благообразные распространители фальшивых лотерей, респектабельные деятели финансовых пирамид, милые девушки, работающие на подхвате у уличных кидал, и прочий преступный люд, искренне считающий себя хорошими людьми, многие, и Илья Ильич в том числе, не могли этого понять. Везение — или чутьё — не дало Илье Ильичу вляпаться в мошеннические соблазны, он обходил стороной игроков в шарик и три листика, не брал билетов бесплатных лотерей и не вкладывал денег, которых у него и не было, в проекты, обещавшие слишком большие доходы. Но одно мучило его и не давало покоя. Мошенники почему-то были слишком похожи на людей. Это невозможно представить: стоит человек, смотрит на тебя честными глазами, а сам...

— Скажите, — перебил Илья Ильич монолог федерального чиновника, — вот вы мошенник, и, насколько я понимаю, мошенник-профессионал. А когда вы решили стать мошенником? Когда поняли, что обманывать хорошо и ни капли не стыдно?

— По-вашему, я похож на мошенника? — оскорбился чиновник.

— Ничуть, — заверил Илья Ильич. — Вы удивительно похожи на честного человека. Поэтому я и спрашиваю: вы нашли себя в этом ремесле? Получаете ли вы моральное удовлетворение, когда вам удаётся облапошить встречного? И ещё... вы потомственный мерзавец, или вас воспитывали как человека и ваша мама, которая, вероятно, тоже находится здесь, была бы огорчена, если бы узнала о вашем промысле?

— Знаете, — оскорбился благообразный, — в таком тоне я разговаривать отказываюсь!

— А вас сюда никто и не звал, — напомнил Илья Ильич.

— У меня дело! Я официальное лицо. Или вы предпочитаете, чтобы вас вызвали повесткой и заставили платить штраф за отсутствие регистрации?

— Идите отсюда, — ласково предложил Илья Ильич, — а повестку можете прислать по почте. Кстати, коммунальных сборов я тоже платить не собираюсь. Лямишка в день, насколько мне известно, взимается автоматически, а всё остальное — ваши придумки. Так что вы с вашей командой опоздали. Можете быть свободны. Жаль, что здесь нет тюрем и милиции, а то засадить бы вас лет эдак на пятьсот. А ещё лучше — повесить. В прежние годы умерших, случалось, выкапывали из могилы и вешали. Лично я повесил бы вас с большим удовольствием.

— Мнемон в день, и я согласен сидеть в тюрьме, покуда у вас не кончатся деньги, — деловито предложило официальное лицо.

— Оботрёшься, — вспомнив молодые годы, ответил Илья Ильич. — Катись колбасой вместе со своей гопой, а то ведь я не пожалею денег и узнаю, что тебе полагается за то, что ты сюда вломился.

— За отработку-то?.. Ничего не полагается.

— Вот теперь ты и заговорил как урка, — с удовлетворением констатировал Илья Ильич. — Сколько себя не лакируй, а гнилое нутро покажется.

— Послушайте, — возмутился самозваный чиновник, — в конце концов, я вам не тыкал!

— А я тебе сейчас так тыкну, что насквозь проткну, — пообещал Илья Ильич, продолжая сжимать в кулаке отсыпанные деньги.

— Илюшенька! — воззвала из угла тётя Саша. — Успокойся. А вы, — повернулась она к бригаднику, — уходите, пожалуйста.

— Минуты здесь не останусь! — продолжая разыгрывать оскорблённую невинность, бросило псевдоофициальное лицо и кануло в дверном проёме, бросив на прощание: — Ну, каков хам!

— Забавные люди эти мертвяки, — заметил Илья Ильич, возвращаясь к прерванному чаепитию. — Вор на воре сидит и вором погоняет. Одно непонятно, где же честные-то люди?

— Есть честные люди, есть... Только они в нихиль без дела не ходят, нечего тут честному человеку делать. Нормальные люди в городе живут, кто побогаче — в центре, кто похуже — на окраинах, в трущобах. Окраины так и называются — Отработка. Там — такие, как я, убогие, развоплощения ждут.

— Честные люди, значит, в городе, а новичков этим шакалам на растерзание?