Лиззи останавливается у мачты, работать с фалом, я пробираюсь на самый нос, чтобы собрать парус:

— Ты готов? — кричит Лиззи.

— Готов! — кричу я, хватаясь одной рукой за нижнюю шкаторину, а другой, держась за носовой релинг, чтобы не выпасть за борт от беспорядочной болтанки. Лиззи отпускает фал, я собираю парус в охапку, прежде чем он окажется в воде. Выщёлкиваю карабины со штага и креплю парусину к леерам. Лиззи уже тащит с кормы жёлтый мешок с тяжёлой генуей. Мы вынимаем её из мешка, защёлкиваем карабины на штаге, крепим фал и шкоты.

— Готов?

— Готов!

Лиззи повисает на фале и поднимает 35 квадратных метров генуи. Я набиваю шкот, пока она не перестаёт биться и наполняется ветром.

Всё, манёвр закончен. Но менее чем через пол часа ветер усиливается, и мы вынуждены вернуться на бак, на палубу скользкую от брызг, чтобы снять геную и снова поставить маленький стаксель, который, со своими 22 метрами прочнейшей парусины, лучше противостоит ветру и меньше нагружает рангоут.

Ещё чуть позже начинается ливень, сопровождаемый порывами ветра. Берём третий риф. Море белое от падающих капель и брызг.

Шум дождя заглушает шум волн. Мы сидим в кокпите, вода стекает с капюшонов непромоканцев.

— Знаешь, мы ведь на пути в Америку…

— Да. Но в прошлом году я летала туда самолётом. Было менее утомительно.

Силуэт острова Гомера, видневшийся на рассвете, теперь пропал среди туч, и мы остались одни посреди моря и волн. После ночных вахт мы чувствуем себя смертельно усталыми. Лиззи выглядит бледной. Лодку качает, палуба непрерывно поднимается и опускается у нас под ногами. Койки влажные. Носовая каюта забита лотками с сушёными бананами, наполняющими воздух сильным тяжёлым запахом. На самом деле мы сильно устали и страдаем морской болезнью. Весь день лежим на койках, в то время как лодка идёт сама, под управлением ветрового рулевого. Один спит, другой бодрствует, контролируя курс, паруса и нет ли судов вокруг.

Так, в двухчасовых вахтах проходит день. Даже речи не идёт о том, чтобы приготовить нормальный ужин. Собрав волю, Лиззи лезет в переполненный рундук в поисках пакета риса-полуфабриката, пытаясь разобраться в груде рулонов бумаги, банок с сухим молоком, помидорами и тунцом. Наконец она выныривает с пакетом обезвоженного супа:

— Прочитай мне инструкцию.

Иду читать на корму в жёлтом свете заката, вдыхая воздух полными лёгкими:

— Уважаемые господа! Спасибо за то, что вы выбрали наши продукты… высыпать содержимое в кастрюлю… добавить пол литра воды, перемешивая…

— Это получится пол литра?

Добавить воды, сдержать тошноту, тщательно перемешать, хвататься за что-нибудь при каждом движении лодки, чтобы не упасть на плиту. С первой попытки получаем густую, с комками, жидкость.

— Что скажешь?

— Похоже на варево из отрубей, что моя бабушка давала курам.

Лиззи добавляет ещё порцию воды. Комки остаются, но теперь они плавают в желтоватой воде, покрытой пеной.

— Хочешь, попробую ещё раз.

— Да ладно. Брось. Завтра поедим. Лучше иди сюда, наружу. Здесь хорошо.

Облака в небе поредели и появляются первые звёзды нашего первого океанского плавания.

17 октября 1988

Второй день. Ночью ветер слабеет и поворачивает на северо-восток.

Через несколько часов и волны слабеют, движения лодки становятся более плавными. Рассвет вспыхивает в безоблачном небе голубыми и фиолетовыми красками. По сравнению со вчерашним днём это другой мир и другое море. Чуть позже появляются вереницы белых пушистых облачков. Мы уже видели их много раз в книгах.

— Могу поспорить, мы уже поймали пассат.

Сверкающее солнце, воздух тёплый и прозрачный, словно кто-то его очистил.

— Если это пассат, то он ещё лучше, чем я его себе представлял!

Морская болезнь прошла бесследно и мы полны желания работать.

Приводим лодку в порядок снаружи и изнутри, устраняя последствия плохой погоды. Снова меняем паруса, на этот раз отдаём все рифы и поднимаем большую геную. «Веккието» делает пять узлов с гротом, потравленным до самых вант и генуей на спинакер-гике. Ветровой рулевой работает великолепно. Когда, наконец, всё переделано, подготавливаем снасть для ловли рыбы в открытом море: большой тунцовый крючок, купленный в рыболовецком кооперативе на Тенерифе, привязанный к нему кусок спинакерной ткани, должен служить наживкой. 200 граммовое грузило на расстоянии двух метров, 50 метров толстой лески для тунцов, 50 метров верёвки диаметром 6 миллиметров, и снасть готова. Забрасываю её в воду, привязываю к утке и принимаемся ждать. Лоскут спинакерной ткани должен быть жёлтым, абсолютно жёлтым, иначе ничего не поймаешь.

Так нам объяснил Рэнди, увешанный серьгами блондин датчанин, живущий на лодке в Лос Кристианосе. Свои объяснения он сопроводил куском жёлтой материи из своих бесценных запасов. Кто знает, действительно ли цвет так важен.

Я поднимаюсь на топ мачты, проконтролировать такелаж. Вокруг простирается бесконечный, пустынный горизонт. В пятнадцати метрах подо мной «Веккиетто». Он такой маленький и я подумал, что лишь его тонкая скорлупка отделяет нас от водной бездны и небытия.

Море почти спокойно и лодка едва качается, но мачта увеличивает амплитуду, и я поочередно перелетаю с одной стороны лодки на другую, зависая над водой. Вида не подаю, но страшновато. Крепко держусь за стальные ступеньки и торопливо осматриваю шплинты и крепления вант на топе. А что же будет во время шторма?