— Если я его найду, мне придется доставить его назад.

Она отвернулась, не желая встречаться взглядом с Холмсом.

— Ральф — мой единственный сын, самое дорогое, что у меня есть. Вы наверняка сумеете как-то ему помочь.

— Сделаю все, что в моих силах, — вздохнул мой друг.

Вечером, прежде чем мы разошлись по своим комнатам, я нашел время для знакомства с книгой Стивена Ликока.

— Холмс! — воскликнул я, не дочитав до конца. — Этот Ликок и впрямь насмехается над вами и вашими методами: называет великим сыщиком и описывает, как вы переодеваетесь в дурацкое платье, пытаясь помочь премьер-министру и архиепископу Кентерберийскому!

— Он упоминает мое имя?

— Нет.

— В таком случае для меня это комплимент — если читатели вроде вас тотчас опознают во мне великого сыщика.

Однако его слова отнюдь не умерили мой гнев. Прочитав рассказ, я заявил, тяжело дыша:

— В конце он вынуждает вас переодеться собакой, и вы становитесь добычей живодеров. Ликок — настоящий негодяй и клеветник!

Холмс едва заметно улыбнулся:

— Или юморист.

— Вы действительно хотите, чтобы мы путешествовали в обществе подобной личности?

— Я делаю это ради Ирэн и ее сына, а не ради Ликока.

Утром мы встретились на вокзале, как и планировалось. Помощник профессора, Роб Джентри, пришел вместе с ним, что меня несколько удивило.

— В коттедже остались кое-какие бумаги, — объяснил Ликок. — Поскольку мы пробудем там самое меньшее ночь, Роб успеет разобраться с ними и решит, что взять с собой.

Присутствие Джентри оказалось даже к лучшему. Мне было с кем поговорить во время долгой поездки, и появился повод не общаться с гадким Ликоком. Восточная Канада оказалась весьма живописной, и профессор объяснил Холмсу, почему он выбрал себе летний дом так далеко от Монреаля.

— Я вырос в этих краях после того, как мы перебрались сюда из Англии. У нас был дом в Эджипте, недалеко от южного побережья озера Симко. Прекрасная местность, особенно летом. Зимы в Монреале порой суровые.

— Большая страна, — заметил Холмс.

— Очень большая. Можно проехать сотни миль по западной Канаде и не увидеть ничего, кроме полей пшеницы. Уверен, Господь сказал: «Да будет пшеница!» — и возник Саскачеван.

День клонился к вечеру, когда мы сошли с поезда в Ориллии и, наняв экипаж, проехали несколько кварталов до коттеджа Ликока. Так как телефона не было, профессор не мог заранее известить о нашем прибытии. Когда мы вышли из экипажа, то увидели сидящего на крыльце симпатичного веснушчатого юношу со светлыми волосами. Он сразу отложил роман Райдера Хаггарда и поднялся.

— Профессор Ликок! Какими судьбами?

— У меня плохие новости, дружок. Накануне твоего отъезда из Монреаля убили Франца Фабера. Полиция хочет допросить тебя по этому делу.

Позади парня открылась дверь, и появилась красивая рыжеволосая девушка в широком голубом платье. Ямочка на подбородке и улыбка могли очаровать любого мужчину.

— Ральф все время был со мной, — сказала она. — Он никого не убивал.

— Это та самая пропавшая мисс Старр? — вмешался в разговор Холмс.

— Кто вы? — насторожился Нортон.

— Шерлок Холмс. Я старый друг вашей матери. Она вызвала меня из Англии, чтобы я вас разыскал.

Ральф покачал головой:

— Я никого не убивал. Не собираюсь возвращаться и говорить с полицейскими. Мы остаемся здесь. — Он перевел взгляд на меня. — А это кто?

— Мой помощник, доктор Ватсон, — ответил Холмс.

Нортон пристально посмотрел на меня:

— Доктор медицины?

— Конечно, — ответил я.

— И ты знаешь Роба, моего помощника, — сказал Ликок.

Ральф слегка улыбнулся:

— Мы встречаемся в пабе.

Ликок огляделся.

— Здесь только три спальни. Найдется для нас местечко на ночь?

— Само собой, — ответил Ральф. — Прошу в дом, мистер Холмс. Устроимся, а потом поужинаем. Вы, вероятно, проголодались в долгой поездке.

Мы с Холмсом выбрали маленькую спальню в задней части коттеджа. Когда остались одни, я спросил:

— Почему его так заинтересовало, что я врач?

— Вам следует быть наблюдательнее, Ватсон. Теперь ясно, почему девушка не проводит лето дома с родителями. Даже столь просторное платье не утаит тот факт, что Моника Старр по крайней мере на шестом месяце беременности.

Увидев Монику за ужином, я убедился в правильности диагноза Холмса — девушка явно была беременна, вероятно в начале седьмого месяца. И Ральф, конечно же, тверд в намерении остаться с ней, вместо того чтобы возвращаться в университет. Знают ли о ее состоянии Ликок и Джентри?

Так как на улице еще было достаточно светло, после ужина мы пошли прогуляться вдоль залива Олд-Брюэри — небольшого ответвления озера, возле которого расположился дом Ликока. Я видел собственными глазами, что сын Ирэн и Моника Старр в высшей степени счастливы, даже несмотря на незваных гостей. Они играли красным резиновым мячом, время от времени бросая его Ликоку и Джентри. Как-то раз, выбежав вперед, Ральф крикнул Монике: