— Плохо, — буркнул Сайко. — Государственные «Волги» города и области проверены все. Может, залетная?

— Ну, это вряд ли. Гнать машину за тысячу верст, чтоб кого-то ограбить?.. А вот частников надо проверить. Осенью многие на прикол машины ставят. Посоветуйся с ГАИ, как лучше это сделать. Третье, — Виктор Ильич покрутил ручку у губ. — Преступник должен иметь следы царапин на правой щеке. Надо будет порыться в делах бывших уголовников. Особенно взять на мушку тех, что могут пойти на мокрое.

— Будь так, Ильич! Вот что еще, — увлеченно подключился Иван. — Один из преступников имеет мягкий тенор, как выразилась учительница.

Они просидели еще с полчаса. Искали новые варианты. Наконец Нетребо откинулся на спинку стула, достал папиросы и закурил.

— Устал? — заботливо спросил Сайко. — Кстати, во сколько ты вчера домой вернулся?

— Я вообще дома не ночевал.

— Как? — вырвалось у Ивана.

— Молча, — огрызнулся Нетребо.

— Твоя вчера звонила. Беспокоилась, где ты.

— Звонила? — изменился в лице Нетребо. — Что спрашивала?

— Мать с нею говорила.

Виктор Ильич жадно затянулся.

— Ладно, по коням. Ты, Ваня, жми в ГАИ, а я займусь Рядно. Заскочи вечерком к Измайловой. Девять дней сегодня. Думаю, тебя там оставят. Послушай. Может быть, кто-то что-то… И оставь мне пленку допроса Рядно.

Иван вышел на улицу. Вместе с сумерками наползал туман.

Ложный след. Все сначала.

В камере тускло светила матовая лампочка. Рядно лежал на топчане. Лязгнул замок. Борис сел.

Вошел Нетребо. Борис демонстративно лег.

— Здравствуй, Рядно! Ты что так гостей встречаешь?

— Гости в дом приходят, — отрубил Борис и вскочил: — Ты хоть документ представь на мой арест. Я законы…

— Знаешь, знаешь, Борис! — прервал Виктор Ильич и полез в папку. — Вот тебе постановление.

— Да ты что?.. — процедил Рядно. — Ладно, тот сосунок. Ему плевать, кого сунуть в каталажку. А ты же меня знаешь…

Нетребо подсел на топчан.

— Зря на лейтенанта Сайко нападаешь. Он хоть и прижал тебя, но до Саратова добрался, чтобы алиби тебе было. Ты вот не догадался, что мог бабку Саню с ее сестрой спутать.

Рядно широко улыбнулся:

— Так, выходит… Извини, начальник! Виктор Ильич! — Вдруг он вспомнил о санкции на арест: — Постой, Виктор Ильич! Раз оправдан — выпускай меня.

— А самогон гнал?

— Погоди, я серьезно.

— Посидишь за самогон! — отрубил Нетребо.

— Значит, за самогон? А не врешь? Если за самогон, то и посижу. Только лучше, — заговорил он запальчиво, — выпусти меня, начальник! Я тех гадов, что угрохали Наташку, раньше вас найду.

— Ну, выпустим тебя. А дальше? Убийца смотает удочки: раз ты на воле, значит, затея лопнула. И опасно: тебя знают. Подумают: вдруг наведешь?

— За мою жизнь зря печешься. А насчет «смотать удочки» — убедил.

— Рад, что все ты понял. Так что оставайся пока на казенных харчах.

— А шамовка хоть хорошая будет?

Нетребо встал с топчана и прошелся по камере.

— Ты действительно не знаешь, кто к тебе ночью приезжал?

— Не помню. Пьян был вдрызг.

— А слово «прилить»? Не твой лексикон. Вспомни, у кого из твоих знакомых в обиходе это слово?

«Прилить, прилить…» — Борис перебирал в памяти всех, кто мог пойти на мокрое, но те «обмывали», «закладывали», «бухали», но не «приливали». Только и сказал:

— Это Наташу хотели прилить. Приливают только покойников…

— Покойников, говоришь? Вспоминай, вспоминай, Боря! Кто-то из твоих дружков «приливал» покойников. Словечко индивидуальное. Перебери-ка в памяти всех знакомых. Мешал ты кому-то. Не зря убийство попытались спихнуть на тебя.

Борис смотрел на Нетребо отсутствующим взглядом.

— Не помню, Виктор Ильич! Убей, не помню.

…Нетребо вернулся в кабинет. Уже темно. От мысли, что пора домой, стало не по себе. Он соскучился по детям, хотелось увидеть жену, но…

Рука потянулась к телефону.