Если бы разговор происходил не в столь непосредственной близости, Ричард наверняка решил бы, что ослышался. Джордж собрался ухаживать официально?

– Сомневаюсь, что этот человек способен вызвать ваш романтический интерес, – сухо заметил он.

Джордж не выдержал.

– В принципе я готов согласиться с тем, что Оливия – то есть мисс Харди – заслуживает лучшего спутника жизни. И я намерен таким стать.

– Правда? О небо! – С изумленным вздохом мисс Харди слегка покачнулась, склонилась к избраннику, а тот обнял ее за талию и поцеловал в висок.

Ричард не верил собственным глазам и ушам. Его разумная, исполнительная, сдержанная секретарша пребывала в полуобморочном состоянии. Что же сделал с бедняжкой этот злодей?

– Мисс Харди, извините нас, пожалуйста, – попросил Ричард. – Мне необходимо сказать Моффату пару слов.

Оба дождались, пока Оливия скрылась из виду.

– Черт возьми, парень, в этот раз ты зашел слишком далеко! – горячо атаковал Ричард. – И как только совести хватило?

– Полагаю, должен принять замечание за оскорбление, но скажу честно: слишком счастлив, чтобы думать о чем-то подобном.

– Да будет тебе известно, что ухаживание должно закончиться свадьбой. Так принято в порядочном обществе. Мисс Харди, несомненно, твердо верит в незыблемость брачных устоев.

– Ничего иного ожидать от нее невозможно. Полностью согласен с тобой.

– И?

Джордж пожал плечами:

– И готов с уважением отнестись к ее желанию. Больше того, я и сам сторонник верности в браке; поэтому так мало интересовался им прежде.

– Позволь спросить, что же именно заставило тебя изменить мнение?

– Понял, что женитьба – это та цена, которую необходимо заплатить за присутствие Оливии в моей жизни. Если взглянуть на вещи с этой стороны, то ничего противоестественного не предвидится.

Ричард посмотрел на друга раздраженно и в то же время озадаченно.

– Люди не способны изменяться так стремительно и так кардинально.

– Разве? – Джордж иронично поднял брови.

– Именно так, – сурово подтвердил Ричард.

– Но ведь ты и сам изменился до неузнаваемости.

Ричард недовольно кивнул. Ничего не поделаешь, надо признать свое поражение. Джордж, несомненно, прав. С некоторых пор он действительно стал иначе относиться и к браку, и к любви. Результат оказался потрясающим.

Друзья долго молчали, думая каждый о своем.

– Но почему ты так упорно отговариваешь меня от этого ухаживания? – наконец спросил Джордж.

– Беспокоюсь, что ты не в полной мере обдумал собственные действия и не готов отвечать за последствия.

Джордж едва заметно поморщился, а потом выпрямился во весь свой немалый рост и заговорил серьезно, убежденно:

– Учитывая мое прошлое, подобные сомнения понять нетрудно, но сейчас я ответственно заявляю: если удастся завоевать сердце Оливии, всю оставшуюся жизнь посвящу ей и только ей. Такой ответ тебя устроит?

– Думаю, да. – Ричард глубоко вздохнул. Понять друга до конца он все-таки не мог. Но не в этом ли заключается великая тайна любви? Чувство не знает логики, не подчиняется голосу разума. Оно просто приходит. По воле Божьей. – Признаюсь, я настолько потрясен непредвиденным развитием событий, что не способен рассуждать спокойно. Ты и мисс Харди. Немыслимо!

Джордж широко улыбнулся; в глазах зажглись озорные искры.

– Видишь ли, рождественские каникулы в твоем доме позволили мне увидеть настоящую Оливию. Ну а тебе придется признать, что Рождество поистине способно творить чудеса.

– Да, наверное, так и есть. – Неожиданно для себя Ричард от души рассмеялся. – Вряд ли во всей старой доброй Англии найдется большее чудо, чем Джордж Моффат, готовый жениться не по принуждению, а по собственному желанию! Рад за тебя, дружище!

Войдя в гостиную, Ричард и Джордж обнаружили первозданный хаос. Дети и взрослые беспорядочно сновали вокруг огромной пушистой елки, словно по волшебству выросшей в самом центре просторной комнаты. На полу стояли корзины и ящики, полные разнообразных украшений.

В воздухе витало радостное предчувствие Рождества. Взрослые добродушно пикировались, споря, как лучше нарядить дорогую лесную гостью. Дети без стеснения высказывали собственное мнение, хотя со стороны казалось, что главный их вклад в общее дело – бесконечная возня и оглушительный крик.