Ю.Л. Если честно, я не уверен, что мне хочется подыскивать себе группу, как вы выразились. Может, я провел не так уж много времени в синагогах, но ваш рассказ только подтверждает мои впечатления. Я ведь пришел к вам вопреки всему тому, что видел. Вы единственный известный мне человек, который мне кажется — ненавижу это определение — «верующим» (в категориях иудаизма) и одновременно тем, кто желает обсуждать веру на рациональном уровне. Видите ли, мне совершенно не хочется стать объектом миссионерства со стороны местного раввина или даже членом учебной группы. Главное для меня — понять, что такое «видеть мир глазами еврея», как вы выразились, — то есть видеть вещи такими, какими видите их вы. Мне просто нужно понять, что значит верить в Б-га. По большому счету я этого не понимаю.

Д.Д. Разумеется. Но я уже сказал тебе, что я не лучший учитель. Хотелось бы объяснить тебе все в твоей системе понятий, но я не знаю как. Твоя нынешняя ситуация очень точно описана в книге Теилим: «Предпочитаю я стоять у порога дома Б-га моего, чем жить в шатрах беззакония». Поначалу фраза кажется бессмысленной: если есть выбор между «домом Б-га» и «шатрами беззакония», кто же не предпочтет первое? Но суть в том, что «стояние у порога» — это далеко не то же, что «жизнь в шатрах», размеренный образ жизни. Псалмопевец подчеркивает: несмотря ни на что, я предпочитаю полукочевое существование, обивание порога — если это порог дома Б-жьего, — чем жизнь, пусть даже роскошную, в «шатрах беззакония». Стояние у порога Б-жьего дома — это и есть то, о чем ты меня просишь. Человек не находится ни внутри, ни вне дома, но способен заглянуть внутрь и рассказать об увиденном тому, кто пребывает вовне, рассказать на его собственном языке о том, чего он не может увидеть. Наверное, кто-то на это способен, но не я. Думаю, единственное возможное решение — это вместе войти в двери дома и, шаг за шагом, разобраться, что там внутри.

Ю.Л. Но что означает «войти в двери дома»?

Д.Д. Всегда считалось, что иудаизм — это не столько религия, сколько образ жизни. И это действительно так. «Войти в двери дома» — значит привыкнуть к новому образу жизни, соблюдать Шабат и наши праздники, каждый день читать предписанные молитвы, соблюдать законы чистоты в еде, вести себя надлежащим образом. В общем, стараться жить как еврей.

Ю.Л. Но как можно все это делать, не зная основ? Как можно молиться Б-гу, о Котором толком еще ничего не знаешь?

Д.Д. А разве не так растут дети в еврейском доме? Задолго до того, как они начинают что-то понимать, еще не умея говорить, они уже чувствуют разницу между обычными днями недели и Шабатом, знают, когда и что можно делать. Едва начав произносить первые слова, они уже учат слова специальных благословений перед тем, как съесть что-то, перед омовением рук. Конечно, у них свое, совершенно детское восприятие Б-га — но что из этого? Когда дети ведут подобный образ жизни, у них открывается пространство для понимания, и это пространство будет наполняться все более и более глубоким пониманием по мере их развития.

Ю.Л. Но если речь идет о взрослом человеке?

Д.Д. Он все равно проделывает тот же путь. В Торе неоднократно повторяется, что, когда Б-г предложил Израилю стать его Б-гом — что означало принятие Торы и Его законов, — народ в один голос ответил: «Наасе ве нишма». Эти слова на иврите означают что-то вроде «давайте исполним и будем слушаться». Однако второе слово, которое буквально можно перевести как «слушать», «учитывать», имеет и другое значение: «понимать». Поэтому наши мудрецы истолковывают ответ народа в том смысле, что исполнение мицвойс более важно, нежели их понимание. Некоторые же мудрецы считают, что порядок глаголов означает: делание предшествует пониманию не по степени важности, а во времени; считается за добродетель, если человек начинает служить Б-гу прежде, чем поймет смысл служения. И это справедливо как для ребенка, так и для взрослого — ведь когда израильтяне произнесли эти слова, среди них были мужчины и женщины всех возрастов и дети тоже. Начинать надо с действия.

Ю.Л. Это звучит немного странно.

Д.Д. Не сомневаюсь, но такая странность отчасти связана и со специфическими проблемами русских евреев, о которых я уже говорил тебе. Ты хочешь все понять прежде, чем начнешь учиться. При таком подходе никакой прогресс невозможен. Но если я говорю об определенной последовательности действий, которой надо придерживаться, то только потому, что иначе ты не оценишь даже величайшее знание — сочтешь его за тривиальное или пройдешь мимо, не заметив.

Ю.Л. Но почему так?

Д.Д. Воспользуюсь аналогией. Скажем, некоторое время ты пребывал в очень темном месте, например запертым в чулане, и глаза твои уже привыкли к темноте. И вот ты выходишь оттуда и оказываешься в ярко освещенной комнате. Конечно, ты ощущаешь разницу в освещении, но саму комнату и все, что находится внутри нее, ты не видишь, поскольку свет на время ослепил тебя. Это не слишком удачная аналогия, но смысл ее можно понять: чтобы постепенно перейти от тьмы к свету, надо подготовить глаза — только тогда ты сможешь различить, что находится в комнате.

Ю.Л. Почему же эта аналогия не слишком удачна?

Д.Д. Я привел ее, поскольку свет — это то, что позволяет видеть (а видение есть способ постижения); обычно метафорически он отождествляется со знанием, «просвещением», в то время как темнота в нашем сознании отождествляется со всем неясным, неотчетливым. Но признаюсь, когда я подумал о реальности, которую пытаюсь описать, мне пришла в голову мысль, что лучше было бы представить этот переход прямо противоположным образом — как если бы человек перешел из ярко освещенной комнаты в более темную, которая освещена обычным, естественным светом.