Коленкой под…

на высоту тысячу…

над морем…

под неумолкающую симфонию, как в волчке. Вполоборота, захватывая дух, — и в миг из-под бронзовеющей воды — башни, купола, марши, статуи — в бесшумных потоках, из окон и балконов, в такт, в ритм, вверх и вправо под лунным светом: площади и акведуки, проспекты — единым прочерком темно-желтого, блеском металла и крыш, завершенных форм-изваяний, колонн и шпилей. Прокручивается по горизонту в массе мечущейся воды, буйства круговоротов и рек, чтобы только упасть на дно, погрузиться. И снова — в движении, вокруг невидимого центра, по круговой, словно для единого зрителя, дубль для удивления, услады, но привычней: вначале главы — от острия до оснований полушарий, затем разом, одновременно — фасады с горельефами, пилоны, пилястры, корифский ордер, венецианские окна, аркады — боком, снизу, от брусчатки, блестящей, умытой бурными волнами, вдоль цоколей — корабль в океане, лепки — по восходящей лестнице, только теперь не в церкви и не в келье отшельника, просто — через волшебный фонарь — в дом Данаки. Узнается по работам сюкке, чередующихся с живописью Гэнсин, среди вычурной мебели Буля с какими-то неведомыми, неземными цветами и тонкой бисерной резьбой винограда и жимолости. В ярком свете. Слишком чистым, чтобы быть натуральным. Вдруг на глазах сворачивается и делается хрустально-прозрачным кубком, в котором:

— Привет!.. — кричит Платон, — мы тебя давно ждем.

Глупо улыбаясь, держит за руку Саломею. Крохотные фигурки — не разглядеть лиц. Неумолимость, рок, движение исподволь, развязывание тайных узелков, чтобы выплюнуть — что? Радость или страх? Кажется, что все видно, словно та, верхняя часть, сдергивается, чуть-чуть — и не во влекущую щель… а градом водопада — бесспорно — мимо, впустую… Впрочем: подумать — и все равно попасться! — на человеческой слабости, на тщетности. Как таракану, как мухе — на сладком, на липком…

— … так здорово… — радостно говорит Саломея и показывает на окно.

"Не надо! — хочется крикнуть Леонту. — Не надо разрушать!"

Он со страшным предчувствием, словно во сне, оборачивается и видит: за окном — большое картонное лицо Мариам почти во все пространство, странно вылепленное, словно занимающее все: берег, море, черное небо, протянутое оттуда — с выси через оселок недвусмысленности.

"Бегите сюда!" — хочет крикнуть он, но молчит.

"Осторожней!" — спешит предупредить, но не может.

Горло перехватывает спазм. Глупое стекло.

Три мили, три минуты через поле и овраг — навстречу друг другу.

— … милый, дорогой, — шепчет девушка, — мы так…

Ах, не то, не то.

— … не бросим, не бросим, — гудит Платон в броне неведения.

Опять то же самое.

Руки соприкасаются в центре комнаты в окружении древних работ — теплые человеческие руки.

Вот оно! Главное — удержать!

Лицо затравленно морщится и оглядывается. Кажется, там вдалеке происходит тайная работа.

…

И снова…

— Тебя все ищут! — кричит Платон словно с другого берега реки.

Саломея машет свободной рукой.

— Ничего-ничего не сбывается! — кричит она.

Платон робко переминается — страшась какого-либо предприятия. Оправдывает только улыбка на щекастом лице.

— Бегите сюда! — кричит Леонт.

Только бы не разбить!

Через колючки, чертополох, остролистый кустарник — продираются, словно сквозь частокол.

"Где-то и в чем-то мы все втроем должны ошибиться", — равнодушно, как сторонний, понимает Леонт. Он уже знает, что ничего нельзя остановить.

— Мы так рады!.. — шепчут хором.

Запыхавшееся дыхание толстяка, и легкое — девушки. Разгоряченные, не ведающие страха лица.

Они невольно, инстинктивно протягивают друг другу руки — вот оно спасение!

Там, за окном, происходит своя борьба. Втягивание в точку с мольбой и призывами о продлении.

…

И еще раз…

Старый выцветший кадр…

— Где ты пропадаешь? — снова кричит Платон. — Мы с ног сбиваемся.

Второе или третье действо — все путается!

— Данаки и Гурей страшно расс… — Девушка почти высвобождается из объятий.

Леонт в ужасе закрывает глаза. Теперь обязательно что-то должно случиться.

"Бегите сюда!" — должен крикнуть он, но… но…

Лопается вдоль и поперек. Режет и скользит в пальцах.

— … там, без тебя… — показывает девушка на окно.

Глаза Платона за очками сочувственно и дружелюбно щурятся.

— Не отпускай ее! — наконец кричит Леонт. — Не отпускай!

Они бегут навстречу друг другу — трое горячих, живых комочка в пространстве, брошенные в путь от А до Б, не поднимающие головы, не зрящие, слепые.

Вытянутые руки, в которые падают горящие листы из записной книжки.

"Вот оно!" — понимает Леонт.

Они возникают из ничего в середине комнаты и вопреки законам тяготения совершают путь вдоль древних рукописей и вишневой мебели.

— Не трогай! — кричит Леонт.

— Не трогай! — кричит Платон.

Девушка подхватывает маленький надломленный треугольник с крупицей холодного тления и с любопытством разглядывает его.

Безобидный мертвенный пепел.

— А!.. — кричит Леонт.