— Я хочу кое о чем поговорить с мистером Флактоном, — ответила я, и он смутился.

Я взбежала наверх, взяла пальто и присоединилась к Питеру как раз в тот момент, когда дворецкий открывал перед ним дверь. Оказавшись на улице, я спросила его:

— У вас есть какие-нибудь новости?

Он покачал головой.

— Надеюсь, что министр сможет что-нибудь сказать мне. Мне звонили от него как раз перед обедом.

— А вы не знаете, какие версии сейчас прорабатываются?

— Мне известно совсем немного, — признался Питер Флактон. — Я лишь знаю, что дело поручено лучшим профессионалам из Скотленд-Ярда. Сегодня утром я встречался с шефом и двумя его подчиненными. Полагаю, что мы спокойно можем оставить дело в их руках.

— Я хочу встретиться с ними — вы устроите это?

— Им это не понравится, — произнес он встревоженно. — Они терпеть не могут постороннего вмешательства.

— Тогда им нужно поскорее закрыть дело.

— Есть один аспект, который беспокоит меня. Я как-то не думал об этом раньше, но теперь это обстоятельство представляется мне чрезвычайно серьезным.

— Что же это?

— Дело может оказаться опасным, — продолжил Флактон, — для вас самой в первую очередь. Вы об этом подумали? Люди, совершившие это преступление, кто бы они ни были, не остановятся ни перед чем.

— Ну что ж, чем опаснее, тем лучше.

Должно быть, в голосе моем прозвучала горькая нотка, поскольку я почувствовала, что Питер Флактон надолго задержал взгляд на моем лице, пытаясь понять, говорю ли я серьезно. Впрочем, в темноте он вряд ли мог разглядеть выражение моего лица.

— Вы так несчастливы?

— Да.

— Ну, полно, — продолжил он мягким тоном. — Ваш дядя, насколько мне известно, относился к смерти спокойно. Он любил жизнь, но видел в ней лишь временное переживание перед грядущей после нее, но неведомой нам бесконечной перспективой.

Слова Питера Флактона удивили меня. Я не ожидала услышать ничего подобного.

— Я горюю не из-за дяди Эдварда, — ответила я. — Ну, не только из-за него. Конечно, мне жаль, что его больше нет в живых, это был жестокий удар; но несчастна я по другой причине. Именно по этой причине я радуюсь опасности и буду рада смерти, если она придет ко мне.

— Господи! Что вы такое говорите?!

В голосе Питера Флактона прозвучало такое искреннее изумление, что я даже рассмеялась.

— Вот что, — проговорил он, взяв меня за руку, — не стоит предаваться отчаянию. Вас надо каким-то образом развлечь. В настоящее время сделать это непросто, поскольку развлечений теперь немного и к тому же вы в трауре, но я постараюсь что-нибудь придумать.

Он говорил так, словно собирался повести меня куда-нибудь на чай и предложить шоколадный эклер или порцию меренг! Я уже хотела сказать, что ничто не сможет меня утешить, однако решила, что с моей стороны это будет нелюбезно.

Питер легко находил дорогу и в темноте, и я вдруг подумала: как странно идти по улицам затемненного Лондона рука об руку с прихрамывающим мужчиной, который чуть не потерял ногу при Дюнкерке.

В Монреале сейчас горят фонари, такси и собственные автомобили развозят моих приятельниц по театрам и кабаре. В Виннипеге сейчас тоже весело. Интересно, что-то поделывает сейчас Тим?

Вдруг Питер остановился.

— Вам пора возвращаться. Не хватало еще, чтобы вы заблудились.

— Хорошо. Мне вас подождать — вдруг вы узнаете нечто важное?

— Нет, не надо, я могу вернуться поздно. Если же мне будет что вам сообщить, я постучусь к вам в дверь. И кстати, следите за всем, что говорите, хорошо? Не хочу показаться невежливым, но моя тетушка при всей своей доброте ужасная болтушка.

— Я дала вам свое слово, — ответила я жестким тоном. — И не собираюсь его нарушать.

— Хорошо. Ах да, перед выходом я забыл дать вам ключ от входной двери. Вы найдете его на столе в моем кабинете.

— Спасибо.

— Тогда доброй ночи, — проговорил Питер. — И не грустите! У вас еще вся жизнь впереди.

Он зашагал прочь и растворился во мраке. Я повернула обратно. Напротив дядиного дома я остановилась.

У дома дежурил полисмен, и, когда я замерла перед домом, мне показалось на мгновение, что он прогонит меня, но тут он посветил фонариком мне в лицо, вероятно, вспомнил, что видел меня в обществе Питера, и сказал:

— Добрый вечер, мисс.

— Наверное, входить в дом нельзя? — поинтересовалась я.

— Увы, нельзя, мисс, это небезопасно. Потолки первого этажа могут обрушиться в любой момент.

И в этот самый момент я ощутила, что рядом кто-то есть. Полисмен отвел от меня луч своего фонаря и осветил залитое слезами бело-розовое женское лицо.

— Не могу ли я чем-нибудь помочь вам, мэм? — спросил полисмен.

Женщина что-то неразборчиво пробормотала в ответ, промакивая платком слезы, и поспешила прочь. Хотелось бы мне знать, кто она такая и почему так горюет.