— Хочу поцеловать тебя на прощание, Мела. Можно?

— Да, конечно.

Он обнял меня и привлек к себе.

— Чертовски жаль, что мы не остались там. Как по-твоему?

Я покачала головой.

— Мы не получили бы никакой радости от нашей близости, устыдились бы своего поведения.

— Ну это ты зря!

Он долго и страстно целовал меня, однако я не могла ответить ему тем же. Разыгравшаяся вечером сцена что-то подорвала в наших отношениях. Я ощущала себя старше и мудрее Тима. Я не сомневалась: Тим искренне не мог понять, почему я не осталась с ним и не воспользовалась представившейся возможностью, пренебрегая последствиями. Тим оставался ребенком — я выросла.

Тим поцеловал меня еще раз, и тут часы пробили час ночи.

Лишь оказавшись на пороге дома, я ощутила весь ужас своего положения. Я боялась входить и с трепетом искала на ощупь ключ от двери в своей сумочке.

— До свиданья, моя милая, — сказал Тим, когда я открыла дверь. — Удачи тебе!

Через силу улыбнувшись, я махнула ему рукой. «Как это похоже на Тима», — с горечью подумала я, — втравив меня в такую историю, бодро попрощаться, в то время как я в ужасе ожидала предстоящего объяснения. Тим не предложил проводить меня, и, хотя я, несомненно, отказалась бы, мне все же хотелось, чтобы он хоть как-то попытался помочь мне. Господи, и зачем мне все это?

Бесспорно, я превращалась в настоящую новообращенную викторианку — англичаночку, дрожащую под осуждающим взглядом своего хозяина и господина!

Я еще могла бы представить себе, если бы моя бабушка, возвратившись за полночь домой, давала бы объяснения деду, но сейчас другие времена! Хотя надо признать, что у Питера есть все основания для недовольства. Я глянула на себя в висевшее в холле зеркало, нашла, что выгляжу весьма привлекательно, и бодрым пружинистым шагом направилась к кабинету Питера и открыла дверь.

Как я и думала, Питер ждал моего возвращения. Он сидел за столом и, как только я вошла, отложил ручку и поднялся с кресла.

— А вот и я, — сказала я бодрым тоном. — Надеюсь, ты не слишком волновался.

— Мне передали, что ты звонила, — ответил Питер, — но я не рассчитывал, что ты явишься так поздно.

— Я была за городом, a ты знаешь, как мешает езде затемнение.

— С кем ты была?

Я не стала вилять.

— С офицером Грантом.

— Со старым другом… Как мило!

Интонация его голоса встревожила меня.

— Я встретила его сегодня утром, когда вышла из дома, и он пригласил меня покататься с ним. Кто-то из министерства ВВС предоставил ему автомобиль. Мы не намеревались возвращаться так поздно, но сам понимаешь, как бывает, когда ездишь по неизвестным краям.

— Надо же, как вам повезло, какая удивительная встреча, — проговорил Питер. — Почти столь же необычайная, как его появление в доме твоего деда.

Слова его еще больше встревожили меня, я внутренне напряглась.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Только то, что в будущем тебе не следует обманывать меня.

Питер вынул что-то из своего кармана и протянул мне.

— Сегодня днем я нашел этот предмет здесь на полу. Должно быть, это фото выпало из твоей сумочки, a когда Вили увидела его, она сказала мне, что вы с Грантом — старинные друзья. Возможно, это покажется тебе странным, но я испытываю глубокое отвращение к интрижкам, которые моя жена проворачивает за моей спиной.

Голос его, спокойный и ровный, хлестнул меня как удар кнута.

Я посмотрела на снимок. С него на меня глядело лицо Тима. Я всегда носила это фото с собой после нашей помолвки, a через всю фотографию шла надпись: «Любимой от Тима».

Нет, все-таки я самая несчастная девушка на всем белом свете. Вся моя жизнь пошла наперекосяк, а я даже не могу представить, каким образом можно изменить положение дел. Вили, бесспорно, воспользовалась возможностью отомстить — не думаю, чтобы ей удалось придумать более изощренный способ, даже если бы ей удалось подсыпать мне в еду настоящий яд, то она все равно не сумела бы так отравить мою жизнь — по крайней мере жизнь в этом доме.

Атмосфера в доме кардинально изменилась, мне горько было ощущать болезненные уколы, наносимые холодной вежливостью Питера, пожалуй граничащей с жестокостью. И все же мне не на что было жаловаться.

Питер обращался со мной с подчеркнутой вежливостью и отстраненностью, как будто я для него посторонняя женщина, которую он впервые видит. Он держится сверхофициально; я даже не представляла, что Питер может оказаться таким неприступным, далеким и холодным.

Не думаю, что сумею забыть то унижение, которое испытала, взяв у него фотографию Тима.