— Вперед, — командую. Краем глаза успеваю заметить, что Де Брюни прихватил бутылку шампанского, апельсин оставил. Ладно, думаю, может, и будет повод отметить. Однако нам еще сквозь всю наполеоновскую армию пройти. Только бы он не проснулся.

Наполеона уложили в самую грязную телегу, которую только нашли в лагере, посадили четверых наших гвардейцев. Мы шли пешком, следом за телегой. Лошадей вели на поводу. Дождь прошел недолгий, дорога не раскисла. Де Брюни держал Дежана под ручку, иногда подбадривал кончиком острого кинжала, спрятанного в рукаве. Идем медленно и печально. Войсками город забит, но нас беспрекословно пропускают — несколько высших офицеров во главе с адъютантом императора везут по личному приказу Наполеона больного русского полковника для обмена на захваченного вчера генерала Пьера Ватье, о чем еще днем было договорено и о чем всем встречным с удовольствием и даже с излишней радостью сообщает Дежан.

Я думаю. Часовых Дежан предупредил, что императора до утра беспокоить нельзя, по его личному распоряжению, хоть вся русская армия будет штурмовать Малоярославец. Впрочем, пушки Ермолова уже умолкли. Наступило затишье до утра. Надеюсь, в присутствии адъютанта императора и высших офицеров наполеоновской армии, то есть меня и Де Брюни, никакой капрал не будет всматриваться в лицо русского полковника, который к тому же болен лихорадкой. А сердце колотится, как ненормальное. Любая случайность может сорвать дело. Нет, должно получиться.

Прибываем на аванпосты. Резким криком призываю капитана уланов. По-моему, это поляки Понятовского.

— Принесите мне белый флаг, — приказываю.

— Но мы не сдаемся, пан полковник? — растерянно спрашивает он.

— Нет, — отвечаю, — мы меняем полудохлого русского офицера на генерала Ватье. Придержи мне стремя, — прошу пешего польского солдата. Тот с бешеным усердием бросился к моему Барабану, чуть не боднул коня в брюхо.

Я сажусь в седло, разворачиваю белый флаг, трогаю коня. Двое наших скачут чуть впереди с факелами, так, чтобы мой белый флаг был освещен. Чахлые лошадки влекут нашу телегу. Взглядом показываю Де Брюни, чтобы приглядывал за адъютантом. Оба они там же, в телеге с Бонапартом. Жан-Батист справляется. Только Дежан хотел крикнуть, что это не русский, это их любимый император в телеге валяется, как Де Брюни его крепко обнял и так сурово прижал, что Дежан только скорбно кивнул головой в ответ на пожелание удачи от уланов.

Под барабанный бой взял я у поляков одного барабанщика, мы двинулись к русским навстречу. Вот и полковник Никитин. Радостный такой. Улыбка, правда, кривая в свете факелов и глаза, будто красным налиты, волнуется.

Телегу эскадрон русских драгун обступил. Все штуцерами вооружены, в сторону французов целятся. Сердце колотится и уже в висках стучит. Еще бы версту проехать…

— Убедительнейшая просьба, господин полковник! — кричу на скаку. — Отдайте им генерала Ватье. Время выиграем.

— Непременно, господин полковник, — отвечает он мне и отправляет вперед на французские позиции драгунов с пленным генералом.

А я даже удивляюсь. Час прошел, а Бонапарта не хватились. Хотя для каждого француза, от солдата до маршала, приказ Наполеона — это святое. Сказал не беспокоить, значит не беспокоить. Зато без императора, без его железной воли, без его категоричных приказов, армию ждут разброд и шатания. И это замечательно. Мы сорвем планы Евро-Американских Соединенных Штатов.

Скоро мы добрались до русского лагеря. Волнение улеглось, зато усталость навалилась, будто не пару, а сотню-другую верст проскакали.

— Господин полковник, — обращаюсь я к Никитину, — пора нас разоружить и поместить под арест.

Саблю свою снимаю и прямо в деревянных ножнах ему протягиваю, оба пистолета отдаю, и чувство сожаления просыпается. Привык к этому примитивному оружию начала девятнадцатого века, расставаться жалко. Соратники мои тоже сдали оружие.

— Поторопимся, господа, — кричу и коня пришпориваю, — где тут в плен сдаются? А то у нас перевоплощение скоро.

Точно, думаю, и оружие стало привычным, и в местную жизнь вжились. К лошадиному навозу принюхались, и даже жрем что попало. И желудок выдерживает, что удивительно. Ведь засланцы мы, родом из будущего.

В нашем времени осталось всего два государства-гиганта, две империи, два полюса, которые своим взаимным притяжением и отталкиванием двигают весь мир по пути прогресса. Страны третьего мира плетутся либо за нами, Русско-Китайско-Японским Союзом, либо за Евро-Американскими Соединенными Штатами. И конечно, Штатам очень хотелось нарушить равновесие. Они до сих пор верят, что однополярный мир лучше, для них по крайней мере. Вот и начали на Западе интересоваться и экспериментировать с историей. Различные модели развития человечества строили. То, понимаешь ли, Ленина, Владимира Ильича нашего, в Финляндии на весь семнадцатый год в их знаменитой тюрьме «Вантаа» запирали — он там написал великолепный утопический роман про коммунизм «Мир без денег», то Чингисхана с пути истинного сбивали, пытались в буддизм обратить и в Индию отправить да там и закусать насмерть кобрами. А то неандертальца Уыха из пасти саблезубого тигра вытаскивали, ценными навыками снабжали и даже интеллект прививали искусственно. Чтобы конкуренцию составить кроманьонцам. И ничего. История всё равно возвращалась на накатанные рельсы.

Наконец после долгих расчетов в самом мощном западном вычислительном центре, в Массачусетсе, нащупали вроде бы рабочую модель изменения прошлого.

Наполеон должен был победить Россию и разрушить Санкт-Петербург до основания. Тогда и не случится никогда больше Русско-Китайско-Японского Союза. И наступит нам полное доминирование Евро-Американских Соединенных Штатов. И назвали американцы эту операцию «Новый Наполеон».

Фиг вам, сказали мы с китайцами и японцами. Пришлось готовить хроноконтроперацию. Нас, спецназ, элиту космического флота, сделали хронолазами. Засланцы мы. Нельзя, оказывается, механически перебросить кого-то в прошлое. Нет, он должен занять там место конкретного, тогда живущего человека и именно его руками творить все безобразия. Я-то в Наполеоны просился, но что-то не срослось у наших ученых или западники их опередили, но быть командиром французской бригады тоже неплохо. Должность генеральская, доступ к Бонапарту мы имеем. Вон он ворочается связанный. Сейчас окончательно очнется и ругаться начнет. А может, в мрачное молчание впадет. Будет предаваться отчаянию. Репетировать ссылку на «Святую Елену». Но мне пора. Пора покинуть славного вояку Антуана Виктора Огюстэна Д’Обержона. Пусть себе посидит в русском плену. А я перевоплощаюсь в близкого мне по русскому духу Дениса Давыдова. Наступает вторая фаза контр-операции «Старый Наполеон».