Драгунский Виктор Юзефович
Шрифт:
Бестактный вопрос. Тем более что задан он в присутствии обоих родителей. Придется ловчить. «Михаила Таля», — скажу я.
Он захохочет. Его почему-то веселят такие кретинские ответы. Он повторит раз сто:
«Михаила Таля! Ха-ха-ха-ха-ха-ха! Каково, а? Ну? Что вы скажете на это, счастливые родители?»
И будет смеяться еще полчаса, и папа и мама будут смеяться тоже. И мне будет стыдно за них и за себя. И я дам себе клятву, что потом, когда кончится этот ужас, я как-нибудь незаметно для папы поцелую маму, незаметно для мамы поцелую папу. Потому что я люблю их одинаково обоих, о-ди-на-ко-во!! Клянусь своей белой мышкой! Ведь это так просто. Но взрослых это почему-то не удовлетворяет. Несколько раз я пробовал честно и точно ответить на этот вопрос, и всегда я видел, что взрослые недовольны ответом, у них наступало какое-то разочарование, что ли. У всех у них в глазах как будто бывает написана одна и та же мысль, приблизительно такая: «У-у-у… Какой банальный ответ! Он любит папу и маму одинаково! Какой скучный мальчик!»
Потому я и совру им про Михаила Таля, пусть посмеются, а я пока попробую снова вырваться из стальных объятий моего нового знакомого! Куда там, видно, он поздоровее Юрия Власова. И сейчас он мне задаст еще один вопросик. Но по его тону я догадываюсь, что дело идет к концу. Это будет самый смешной вопрос, вроде бы на сладкое. Сейчас его лицо изобразит сверхъестественный испуг.
«А ты сегодня почему не мылся?»
Я мылся, конечно, но я прекрасно понимаю, куда он клонит.
И как им не надоест эта старая, заезженная игра?
Чтобы не тянуть волынку, я схвачусь за лицо.
«Где?! — вскрикну я. — Что?! Где?!»
Точно! Прямое попадание! Взрослый мгновенно произнесет свою старомодную муру.
«А глазки? — скажет он лукаво. — Почему такие черные глазки? Их надо отмыть! Иди сейчас же в ванную!»
И он наконец-то отпустит меня! Я свободен и могу приниматься за дела.
Ох и трудненько достаются мне эти новые знакомства! Но что поделать? Все дети проходят через это! Не я первый, не я последний…
Тут ничего изменить нельзя.
Независимый Горбушка
Недели две тому назад у нас в школе был огромный праздник — встреча со знаменитым писателем. Мы давно уже всем классом читали его смешные рассказы и стихи, и они нам очень нравились. За веселье. И когда Раиса Ивановна сказала, что в субботу он придет к нам в класс, мы захлопали в ладоши и закричали «бис». Но Раиса Ивановна сказала:
— Прекратите шум! Здесь не цирк. Здесь школа. Лучше давайте подумаем, как мы встретим нашего гостя.
Мы сейчас же стали поднимать руки и предлагать. Мы галдели все вместе, каждый свое:
— Надо ему цветы подарить!
— Назначить его почетным пионером!
— Лучше подарить ему подушечку для иголок!
— Сняться с ним на карточку!
— Ерунда! Его нужно угостить хорошенько!
— Чай с хлебом, с маслом и сосисками!
— Идея! Как войдет, так сразу громовое ура!
— Верно! И салют из пугачей! Сто один залп!
— Да! Дверь открывается, а мы трах-тра-бабах!
— Ночь в Крыму — все в дыму!
— Шик, блеск!
— А я говорю, лучше подушечку для иголок!
— Плевать он хотел на твою подушечку! Что он, ненормальный, что ли?
— От дурака слышу!
— Подарить надо моего кота Ваську. Шесть кило чистого весу!
— Нет, дудки. Подари кота кому-нибудь другому.
— Да его никто не берет!
— Подушечку для иголок!
— Пузырькова! Ты забудешь когда-нибудь про свои подушечки?
— Качать его надо!
— А если он тяжелый?
— Позвать восьмой класс на помощь!
Мы так долго еще обсуждали, и в конце концов Раиса Ивановна сказала:
— В общем, ясно. Букет цветов — раз. Аплодисменты — два. Потом мы попросим его почитать. А когда он почитает, мы его выберем почетным пионером нашего отряда. И Маша Кожина наденет ему пионерский галстук. А уже потом мы постараемся сфотографироваться вместе с ним. Вот и все! Скромно и хорошо, не правда ли? Договорились?
— Правильно, — сказали мы, — договорились, все в порядке.
И тут встал маленький Петька Горбушкин. Он поднял руку, но Раиса Ивановна его не заметила, куда там, он маленький и толстенький, как ежик, а в классе столпотворение, его не видно вовсе. Тогда я сказал:
— Раиса Ивановна, Горбушкин хочет что-то сказать.
Она сказала:
— Ну что же, Горбушкин, выкладывай!
И Горбушкин начал. Он сначала немножко запел, вот так: «А-а-а…»
А потом начал говорить:
Ав… Авв… Аввв…
Он не смог с собою справиться. Он, наверное, волновался.