– Ах, ты же не смотрел телевизор и ничего не знаешь! – Джо осмотрелся, словно только что заметил отсутствие в квартире телевизора, и взмахнул руками, как курица крыльями.

– А что я должен знать?

– Наша поездка откладывается. Я не могу уехать из Парижа в такое горячее время ради какого-то дельтапланериста, откуда бы он ни летел… Пусть мои хозяева возьмут материал у информационных агентств. Я за ночь сделал кучу снимков и взял с десяток интервью. Сейчас сяду за компьютер, подготовлю материалы и начну рассылать их по всему свету.

– О чем ты? – равнодушно спросил Джошуа, не понимая сути разговора.

– Ну, этот взрыв… Ах! Опять я… Я почему за тебя боялся… Сегодня ночью взорвали казино «Mille la deuxieme nuit». Честно говоря, я подумал, памятуя твои прошлые увлечения, что ты пойдешь прогуляться по казино и обязательно зайдешь туда. Ты, кажется, даже говорил, что собираешься так сделать.

– Говорил. Тебя звал с собой.

– Вот. Я и искал тебя. Даже осматривал и расспрашивал о тебе раненых.

– Взорвали казино? – Молоточки в висках Джошуа застучали бешеной дробью. – Как же так? А я ушел раньше времени…

– Так ты был там?

– Конечно, был. Проиграл кучу денег, потом еще больше выиграл, но мне стало скучно, и я ушел…

Джошуа повернулся к товарищу спиной и подошел к распахнутому в свежее утро окну.

Он даже расстроился, что такое произошло без его присутствия. Как же так?.. Поспешил уйти и оградил себя от волнующего переживания, от опасности.

– Что взорвалось? – спросил он, не оборачиваясь.

– Взрывное устройство. Террористы… Подозревают, что дело рук «Аль-Каиды».

– Сейчас все на «Аль-Каиду» валят.

– Потому что это самая реальная угроза. Еще есть куча всяких арабских группировок… Их тоже проверяют.

– Погибло много?

– Больше десяти человек. Многие ранены тяжело. Кто-то не выживет.

Вспомнилось вдруг красивое и благородное лицо пожилой женщины, что встретилась с Джошуа на пороге. Что с ней стало? Жива? Ранена? Жалко будет, если ранение испортит такое лицо. Редко в ее возрасте сохраняются подобные точеные черты.

– Среди погибших есть арабы?

– Откуда я знаю. Ты подозреваешь, что… камикадзе?

– Нет. Просто мне встретилась там женщина. Уже в возрасте. Все еще очень красивая. Посмотрела на меня странно, словно на знакомого. Арабка, я думаю. Состоятельная. Много на ней драгоценностей. Мне тоже показалось, что мы раньше встречались. И не могу вспомнить…

– Надо сообщить в полицию, – сказал вдруг Джо, разрушая иллюзорные мысленные построения Джошуа. – Все арабы сейчас на подозрении… И вообще, человек, который не пережил это, но был там, думает совсем иными категориями. Ты сможешь вспомнить то, чего не помнит никто. С твоей-то памятью…

– Я не люблю копаться в чужом грязном белье и потому с полицией не связываюсь. – Гольдрайх повернулся и посмотрел на товарища сухо. И тут же перевел разговор на другую тему: – Если хочешь, я могу съездить вместо тебя в Альпы. Я все равно поеду. Мне интересен дельтаплан.

– Ты же не будешь беседовать с тем парнем. А потом писать. Тебе это будет скучно.

– Ты прав. Тогда просто расскажи, как добраться до места, чтобы посмотреть.

– Пожалуйста. Так ты не хочешь разговаривать с полицией?

– Не хочу.

Джошуа сказал это очень категорично.

– Поезд через полтора часа, – Хигган не решился настаивать. – Я не думал, что ты соберешься поехать один, и не купил билеты.

– Я успею. Думаю, билеты – не проблема. В крайнем случае, куплю вагон, пусть прицепят…

Хигган вдруг засмеялся:

– А что касается чужого грязного белья, то советую тебе когда-нибудь покопаться в нем. Это достаточно интересно, если у тебя есть воображение. А оно у тебя, насколько я помню, всегда было достаточно буйным. Грязное белье имеет много разных запахов и оттенков. Я сам понял это только тогда, когда связался с газетами.

– Может быть, когда-нибудь, под настроение, я смогу тебя понять.

Гольдрайх засмеялся ответно, считая тему взрыва исчерпанной. Но Хигган проявил характер настоящего репортера и репортерскую хватку.

– А теперь расскажи мне все про вечер в казино. Что там была за публика. Кто как играл и на какие суммы. Кроме тебя, и рассказать-то толком об этом вечере некому. Кто остался жив, так перепуган, что заикается. От окна только отойди. Вот так встань, против света. Я тебя сфотографирую.