Шрифт:
Господин Хусейн вдруг вломился в хижину Фатимы и закричал:
– Полоумная! Ты солгала в полиции, что моя жена избила тебя. И теперь ты у меня отведаешь настоящих тумаков!
Но, немного подумав, он передумал бить ее сам.
– Абдул! – позвал он сына. – Иди сюда и задай ей трепку.
Абдул застыл от неожиданности. Мальчик всю свою жизнь повиновался приказам отца, но ударить женщину-инвалида он не мог. К счастью, вмешалась старшая сестра:
– Отец, успокойся, – взмолилась она. – Мама с этим разберется, когда вернется домой.
Кекашан всегда, и особенно в критических ситуациях, понимала, кто в доме главный.
Она увела отца в дом, а по пути обернулась и сказала:
– Одноногая, раз ты так отблагодарила нас за то, что мы долгие годы были тебе добрыми соседями и делали разные одолжения, скажи мужу, чтобы он отдал нам половину стоимости этой стены, которую мы построили на свои деньги.
– Как же, тебе же понадобятся деньги на собственные скромные похороны! – парировала Фатима. – Я вас всех со свету сживу.
Вскоре со своего разведзадания вернулся Мирчи. Он сказал, что с мамой вроде бы все в порядке. Она сидит и мирно беседует с женщиной-полицейским. Кекашан вздохнула с облегчением и принялась готовить ужин.
В этот час по всему трущобному кварталу загорались огоньки костров, на которых варили еду. От них поднимался дым, сливавшийся в единый столб. Его было видно издалека. В «Хайяте» постояльцы, жившие на верхних этажах, в это время обычно звонили в администрацию отеля: «Тут неподалеку пожар!», – сообщали они. Или: «Там, кажется, произошел какой-то взрыв».
А через полчаса начнут поступать жалобы на то, что на поверхности бассейна плавает слой пепла с запахом коровьих лепешек [63] .
Но на этот раз в Аннавади вспыхнуло пламя не под котелком. Оно разгорелось в хижине Фатимы.
Восьмилетняя Нури, дочь Одноногой, вернулась домой к ужину. Она толкнула деревянную дверь, но открыть ее не смогла. Было слышно, что в доме играет какая-то песня о любви, и девочка решила, что ее мать так увлеклась танцами, что забыла, который час. Нури побежала к подруге Фатимы Синтии и позвала ее на помощь. Та тоже не смогла открыть дверь. Тогда она подняла Нури вверх к дыре под самой крышей лачуги (девочка гордо называла эту дыру окном).
63
Коровий навоз используется в Индии в качестве топлива. – Пер.
– Что ты видишь, малышка?
– Вижу, как мама поливает себе голову керосином.
– Фатима, прекрати, – завопила Синтия, пытаясь перекричать музыку. Через несколько секунд песню из фильма заглушил странный булькающий звук, затем последовал короткий хлопок, и Нури в ужасе воскликнула:
– Мама горит!
Кекашан завизжала. Владелец борделя первым пересек майдан, за ним бежали три его сына. Все вместе они навалились на дверь и выломали ее. Фатима лежала на полу, тело ее было окутано дымом. Рядом валялась перевернутая желтая пластиковая канистра с керосином, а за ней – баллон с водой. Она, по-видимому, сначала полила голову использовавшейся для розжига костра горючей жидкостью, потом поднесла спичку и тут же опрокинула на себя воду, чтобы потушить только что занявшийся огонь.
– Спасите! – пролепетала она.
На спине у нее еще что-то тлело. Хозяин борделя на секунду замешкался, потом схватил одеяло и сбил пламя.
Тем временем у входа в хижину уже собралась толпа.
– Эти мусульмане-мусорщики целый день сегодня громко скандалили.
– Неужели она не подумала о своих детях, когда делала это?
– Она в порядке! – объявил хозяин борделя, отталкивая ногой кастрюли. Он пытался сбить пламя всем, что попадалось под руку. – Она жива, все нормально.
Он попробовал поднять ее, но стоило ему перестать ее поддерживать, как она снова со стоном повалилась на пол.
Зрители обратили внимание на баклажку с водой.
– Она совсем сдурела, – сказал старик. – Видимо, хотела слегка поджечь себя, чтобы устроить тут шоу, а вместо этого сильно обгорела.
– Я это сделала из-за них! – выкрикнула Фатима. Голос у нее был на удивление чистым и звонким. Все поняли, кого она имеет в виду.
Кекашан к тому времени уже перестала плакать и услышала эту фразу. Она тут же скомандовала братьям и отцу:
– Бегите отсюда быстрее. Она сказала, что всех нас засадит в тюрьму. И сейчас пожалуется, что это мы ее подожгли!
– Если на них заведут дело – им конец, – сказал один из соседей, наблюдая, как мальчики убегают. Вот они обогнули общественный туалет и устремились в сторону отеля «Лила», в котором номера стоили восемьсот долларов за ночь.
– Воды! – взмолилась Одноногая. Лицо ее было все в красных и черных пятнах.
– Если она умрет в тот момент, когда ты дашь ей напиться, ее дух переселится в тебя, – вставил кто-то.