Однажды неподалеку от реки Митхи Сону нашел сигаретный окурок. Не успел Сунил подхватить ценную находку, как его друг нагнулся и принялся колотить по окурку камнем. Табак рассыпался, фильтр расплющился, а довольный Сону заявил:

– Если еще раз увижу, что ты куришь, таким же образом поколочу и тебя!

С такой же страстью он нападал на Сунила за то, что тот восхищается Калу, вором, обчищавшим мусорные контейнеры. Калу был местной звездой, потому что чрезвычайно артистично умел пересказывать фильмы мальчишкам, у которых не было денег на кино.

– Ты по полночи не спишь, слушая россказни этого Калу, а потому я теряю время, пытаясь тебя разбудить, – сокрушался Сону. Он вообще не понимал, как можно подолгу спать.

– Каждое утро мои глаза открываются сами собой, – утверждал он.

Сунил был менее организованным. Он был в целом спокойнее и раскрепощеннее и не видел в этих качествах ничего дурного.

Отец семейства Гупта был алкоголиком со стажем. Да и вел он себя еще более эксцентрично, чем отец Сунила. Иногда Гупта-старший в ярости рвал на мелкие кусочки банкноты, которые только что заработал, и кричал:

– К черту все это! Деньги ничего не значат!

Но с матерью Сону повезло. По вечерам она вместе с четырьмя детьми удаляла заусенцы с розовых пластиковых прищепок. Эту надомную работу заказывало семейству из трущоб расположенная неподалеку фабрика. А днем женщина приторговывала маленькими пакетиками кетчупа и порционным джемом с просроченным сроком хранения на тротуаре у отеля «Лила». Фирмы, готовившие еду для авиакомпаний, передавали этот джем вместе с запаянным в пакеты раскрошившимся печеньем в качестве благотворительной помощи для сирот из приюта сестры Полетт. Но монахиня продавала просроченные продукты окрестным беднякам, женщинам и детям, а те, в свою очередь, пытались перепродать добытое. Сону презирал сестру Полетт еще больше, чем ее бывший воспитанник Сунил.

Сону был записан в седьмой класс муниципальной школы Марол. На уроки он ходить не мог из-за работы. Тем не менее он занимался по вечерам, в конце года сдавал экзамены и переходил в очередной класс. Парень считал, что и Сунил должен последовать его примеру. Как-то утром он смешно потряс головой, будто пытался вытрясти глухоту из уха, и объявил:

– Давай выучимся и заработаем много денег! У нас их будет, как грязи!

– Ты-то наверняка разбогатеешь, босс, – рассмеялся Сунил. – А я, если ты не против, останусь бедняком, ладно?

– Но ты ведь тоже хочешь кем-то стать в жизни, правда, Моту? – Прозвище, которое Сону дал напарнику, означало «толстяк». При этом толстым Сунил мог считаться только в сравнении с худющим Гуптой.

Да, Сунил хотел стать «кем-то», но он не считал, что обучение в государственной школе открывало перед мальчишками из трущоб какие-то особенные перспективы. Те, кто окончил семь или восемь классов, подвизались мусорщиками, дорожными рабочими или раскладывали по коробкам крем Fair and Lovely на косметической фабрике. Только выпускники частных школ имели возможность поступить в старшие классы, а затем в колледж.

Когда Сунил и Сону возвращались в Аннавади после сбора мусора, они замолкали и шли уже порознь. Эти два тощих подростка, которым удавалось хоть что-то заработать, были легкой добычей для любых хулиганов. Их не раз подстерегали старшие мальчишки, сбивали с ног, кидали на обочину, лицом в грязь, так что в нос набивался буйволиный навоз. Как-то сын Роберта, владельца зебр, предложил им свои услуги в качестве «крыши». За это нужно было платить ему тридцать-сорок рупий в неделю. И когда они отказали ему, он их избил.

Сунил завидовал тем детям, которые не нуждались в чьем-то особом заступничестве. Все понимали, что Шив сена не даст спуску тому, кто обидит отпрысков Айши, так что к ним никто не приставал. Хусейнов тоже старались не обижать, но по другим причинам: их просто много. Хорошо, когда у тебя большая семья, размером с крикетную команду [85] . Мальчишки-индуисты часто говорили, что мусульмане рожают помногу детей, чтобы превзойти числом представителей враждебной им религии. Но, по мнению Сунила, большое семейство в любом случае можно было считать благом, вне зависимости от того, какую веру исповедуют его члены. У него самого не было близких кроме становившейся все выше и тем вызывавшей раздражение Суниты.

Калу покровительственно относился к Сунилу и приглядывал за ним, когда был рядом. Хотя мусорный вор сам был еще подростком довольно маленького роста. Обычно вечером он приходил поболтать с Сунилом, когда тот лежал на теплой куче щебня у дальнего берега сточного пруда. Под пологими лучами вечернего солнца тени мальчишек казались гигантскими. Здесь, вдали от взора косого Сону, Сунил спокойно выкуривал единственную за день сигарету. Калу тоже курил, несмотря на туберкулез, который у него обнаружился несколько лет назад.