— Ваша душа слишком глубоко увязла в материи, — огорчилась престарелая мадемуазель. — Как же вы сможете блистать в салонах, если не поймете, о чем там беседуют? Вы не желаете разбираться ни в философии, ни в механике, ни в астрономии, вы даже не умеете слагать стихи! Что же тогда остается?.. Пожалуй, только благочестие. Вы читали хотя бы святого Павла и святого Августина? Вот настоящие труженики во славу воли Божьей. Я дам вам их книги.

Но Анжелика отказалась от трудов святых Павла и Августина, и даже от книги мадемуазель де Гурне «О равенстве мужчин и женщин» [21] , где она могла бы почерпнуть множество доводов в пику безапелляционным заявлениям Одиже.

Вместо этого она увлеченно, хоть и украдкой, изучала «Трактат о жеманстве и об умении хорошо выглядеть» мадемуазель де Кентен и «Искусство нравиться при дворе» мадемуазель де Круасси. Анжелика пыталась понять, что за публика посещает салоны, этот незнакомый мир, который станет следующим шагом на пути к намеченной цели. Она еще сама не до конца сознавала, чего именно добивается, но надеялась обрести саму себя и дать своим мальчикам имя, достойное их происхождения. Пользуясь покровительством мадемуазель Паражонк, которую высоко ценили почитатели изысканной словесности и французского языка, Анжелика старалась держаться скромно и неприметно. И была права, ведь ее яркая красота вызывала опасения у избранного общества завсегдатаев салонов. Все знали, что отчеты об этих ученых заседаниях удостоены чести печататься на страницах «La Gazette» [22] , которую любил читать сам король.

— Вы вдова? — спросила Филонида Анжелику в одну из первых встреч.

Занеся гусиное перо над записной книжкой, жеманница собиралась внести имя своей новой подопечной в список приглашенных на «дамский ужин».

Анжелика поспешно возразила:

— Нет! Нет, я не вдова!

Ей казалось, что утвердительный ответ на этот неожиданный вопрос оборвет последнюю ниточку, связывающую ее с любимым, который продолжал жить в ее памяти.

— Будете! — решила несколько обескураженная, но ничуть не удивленная мадемуазель де Паражонк. — Скажем так: вы не находитесь под опекой мужа, ни живого, ни мертвого. Но не следует забывать, что у вас двое детей в добром здравии, которых вы без стеснения показываете окружающим.

— А почему я должна стесняться?

Анжелике было нелегко вновь занять достойное место в обществе с его строгими традициями и правилами поведения. Она уже столкнулась с трудностями, когда обосновалась в квартале Маре, где возводили величественные особняки самые знатные семьи королевства и где положение женщины — возможно, вдовы, — занимающейся коммерцией, не позволяло ей засиять среди других звезд на небосклоне салонов, в которые ее ввела мадемуазель де Паражонк. Жеманница полагала, что положение Анжелики среди всех этих особ благородного происхождения еще более шаткое, чем у куртизанки Нинон.

— То обстоятельство, что вы, как и она, независимая женщина, вовсе не означает, что вы — женщина свободных нравов, — заявила Филонида.

Анжелика промолчала, а ее собеседница внезапно заявила:

— Вам следовало бы завести любовника. Ну, или хотя бы сделать вид, будто у вас есть любовник, — продолжила Филонида, заметив, что Анжелика собирается возразить. — К примеру, кто тот благовоспитанный и элегантный господин, с которым вы ведете торговые дела и который изыскивает сотни способов, лишь бы заслужить вашу благосклонность?

— Одиже?

Анжелика отрицательно покачала головой. Она не желала видеть Одиже в своей личной жизни и вообще не желала иметь любовника. У нее и без того хватало проблем. Мадемуазель Паражонк считала, что подобное воздержание не соответствует тому положению в обществе, которое занимала новая знакомая, но в глубине души одобряла ее поведение.

Вот так Анжелика начала долгий путь наверх, еще не до конца сознавая, какие трудности и разочарования ожидают ее впереди. Она хотела оказаться в Версале, и однажды она обязательно окажется там! Но приходилось признать, что, сколько бы она ни посещала салоны, где собирались лучшие умы столицы, тесно связанные с ближайшим окружением короля, и какой бы степени учености она ни достигла, это вовсе не означало, что ей открыт путь в Версаль. Многие женщины, вращающиеся в этих кругах и не представляющие себе жизни вне Парижа, осваивающие уроки любви и философии у Нинон, без сомнения, никогда не смогут попасть в Версаль.

Версаль стремительно превращался в место, о котором грезили все, потому что этот дворец стал предметом страсти короля. Версаль засверкал подобно новой звезде, которую только что открыл знаменитый ученый [23] , и все мечтали хоть когда-нибудь получить туда приглашение. Именно поэтому вздыхала порой мадемуазель де Паражонк, размахивая зажатым в пальцах пером.

— Никогда ни мадемуазель де Ланкло, ни я не получим приглашение туда. А вы получите! — заверила она Анжелику. — И пусть у вас нет ни положения, ни покровителя, который смог бы объяснить вам, как этого добиться, вы непременно туда попадете!

И она горько вздохнула.

— Но что дает право отправиться в Версаль мне, а не вам? — спросила Анжелика.

— БЛАГОРОДНОЕ ПРОИСХОЖДЕНИЕ! — заявила престарелая мадемуазель тоном, не терпящим возражений.

И Анжелика не осмелилась перечить бывшей жеманнице. Каким образом старая дама догадалась о ее происхождении? По каким признакам поняла, что под личиной госпожи Моренс, под маской шоколадницы скрывается блеск древнего и знатного рода?

Мадемуазель Паражонк не раз удивляла Анжелику своим умением подмечать, казалось, совершенно неуловимые детали.