— Да, с ними, — кивнул головой Дадоныч, — но какая разница? Надо быть в европейских делах повнимательнее. Там — их царство. Ложа на ложе, и ложей погоняет. За их печатью надо было смотреть.

— И НКВД смотрел, только масонскими глазами, — вздохнул челдон. — Потому и не понял Сталин, кто стоит за германским национал-социализмом.

— Не ошибается тот, кто ничего не делает! — вспомнил я вслух.

— Верно! — посмотрел на старика Светозар. — Ты, Дадоныч, слишком строг к своему бывшему подопечному. Так и норовишь его в чём-либо обвинить.

— Не виню я его. Себя виню, что был плохим учителем, — вдохнул Чердынцев.

— Ты был хорошим наставником Дадоныч, и Сталин был твоим лучшим учеником, просто нельзя объять необъятное. Долгое время Виссарионович, точнее Николаевич, был один на один со всей их сворой. Его тысячи раз обманывали и ещё больше предавали. Так что не вини невиновного. Представь, если современный президент России пойдёт тем же курсом, что и твой Ёшка, что с ним будет? Пятая колонна сотрёт его в порошок. Мокрого места не останется.

— Если он будет дурнем! — разнервничался Чердынцев. — Чтобы проводить жёсткие реформы, надо подчинить себе спецслужбы! Вышвырнуть из них всех «богоизбранных», хохлов, татар и кавказцев.

— За что такая немилость? — поинтересовался я.

— За то, что все они имеют склонность к продажности и предательству. Ёшка после Ежова каких ребят подбирал в НКВД? Только чисто русских и без изъяна. Даже рыжих не брали. А у нас что? Одни евреи и мусульмане!

— Откуда ты знаешь? — посмотрел на старика Светозар.

— Знаю и всё тут! А если и есть, вроде как русские, то только с виду, по сути, они давно обслуживают мировую закулису. В спецслужбы должны идти не бойцы, а воины. Даже хороший боец продаётся. А воин никогда. Его нельзя купить. Можно только убить. У нас не президент формирует элиту наших российских спецслужб, а «дядя Сэм». Поэтому «воз и ныне там». Хотя парень, который сейчас у власти, и неплохой.

— Откуда ты его знаешь? — удивился я.

— Я же не слепой! К высшей власти в России пришёл тот, кто ей нужен. Но пока у него нет опоры. Бьётся как рыба об лёд, а толку мало! Западные политтехнологи создали уют: изоляция от народа, от тех, кто может помочь, мощнейшая. Так что же делать?

— Значит надо нам её нейтрализовать вот и всё.

— Легко сказать, — улыбнулся я.

— Было бы желание! Если сидеть и ничего не делать, естественно, ничего не выйдет. Под лежачий камень вода не течёт.

Я посмотрел на задумавшегося Светозара.

— Надо во что бы то ни стало выиграть информационную войну, — сказал нараспев второй жрец. — Дадоныч прав, он озвучил пока одну стратегию. Я тебе показываю формы влияния на наше сознание через воздействие на подсознание, не для того, чтобы ты об этом забыл, а для того, чтобы нашёл способ объяснить людям их ненормальное поведение. Заруби себе на носу, дьявол страшен только тогда, когда о нём никто не знает. Именно поэтому у него такой успех. Главное его оружие — правдоподобная ложь в СМИ и тайное воздействие на наше подсознание посредством особых технологий. Не спорю: и то, и другое является оружием гигантской разрушительной силы. Но оно действует только потому, что на планете работает экран отсечения, и мало кто знает о сатанинских технологиях воздействия на подсознание. Если же люди будут знать об информационной высокочастотной ловушке и о том яде, который им вливают в глубины бессознательного, они, будь уверен, от последнего найдут способ уклониться. Для этого, всего-то надо дать себе установку тотального невосприятия предлагаемого.

— Что-то я не понял?

— Это обратная технология, дружище. Она очень простая. Если ты знаешь, что в руках у тебя кодирующий подсознание пакет, ты даёшь своему подсознанию установку — ни во что не верить. Ведь всё дело в вере. В ней и только в ней. То же самое и с радиовещанием. Всё, что плетут в эфире надо подвергать жёсткому анализу — раз! И, второе, надо дать установку своему подсознанию не реагировать на «шептуна». Пусть себе сквозь звуки музыки старается. Другими словами, всякую предлагаемую нам информацию надо фильтровать. И ничего не брать на веру, не убедившись на примере, что здесь действительно истинное. Но это относится к уровню одного сознания, подсознанию же даётся установка на отсечение всего того, что не воспринимается нашим сознанием. Её может делать каждый, было бы желание.

— Надеюсь, эту технологию ты мне объяснишь? — перебил я Светозара.

— Да объяснит он тебе! Всё покажет. Многому у нас научишься. Только не торопись, всё впереди. Лучше послушай, что он тебе расскажет дальше, — заверил меня Чердынцев.

Глядя на старика Светозар, улыбаясь, сказал:

— Дальше речь у нас пойдёт о рекламе. Наш дедушка, по понятным причинам, её никогда не видел. Он у нас счастливчик. Потому мне и приходится отдуваться. В начале перестройки я объездил всю Европу, — начал свою новую лекцию Светозар. — И знаешь, что меня поразило? То, что вопреки нашим представлениям, ни во Франции, ни в Германии, ни в Британии на улицах городов, практически, нет рекламы.

— Как это нет? — удивился я.

— А вот так! Висят обычные вывески, но это не реклама, а название заведения.

— Но в их фильмах везде показана реклама, — возразил я. — Как такое понимать?

— Все эти фильмы снимаются для третьих стран. Для таких, как мы, братец. Нациям, которых ещё надо ставить в стойло.

— А они, эти французы, немцы и англичане, уже поставлены? — спросил я.

— Поставлены и отлично доятся, дружище. Без бунтов и недовольства. Поэтому рекламные, программирующее подсознание трюки им уже не обязательны. Европа «сделана» как надо. Зачем тратить средства на ненужное.