А боли никакой не чувствую, только голове тяжело. Лежу, жду и вспоминаю все-все» (Платонов Н.А., 22 сп, 92 сд).

«... В 12 часов дня получили приказ занять немецкие траншеи. Поднялись все из своих траншей, двинулись на немцев. Но ни одного выстрела не было со стороны противника: оказалось, что немцы бежали на новую линию обороны. Миновав немецкие траншеи, мы двинулись вперед и прошли километра 3 на запад, заняли одно сожженное село. Вот здесь немцы нас стали осыпать из минометов и орудий. Впереди шла наша разведка. Погиб один друг из Ижевска — Семенов Михаил...

Вечером заняли оборону. Разместились в немецких землянках. На другой день перешли в наступление на одну станцию и крупный населенный пункт. Идут ожесточенные бои. Фашистская сволочь сильно сопротивляется, цепляясь за этот занятый рубеж...

Всем охота остаться живыми. Но и смерти никто не боится, нужно же кому-то умирать. Без этого не бывает сражений, войны» (Караулов Н.П., 405 опаб).

«... Сейчас мы находимся в лесу около озера. Очень красивое место. Сегодня глушили рыбу, ничего не вышло. Но зато чай пили с черникой. Сейчас послал ребят за ней, думаем сделать варенье. Живем весело. Сейчас играет баян, слушаем музыку вперемежку с артиллерийской канонадой... А сегодня будем смотреть картину “Кутузов”. Вообще живем на все 150 процентов и будем жить на 200, когда разобьем эту банду, а этот день не так далек.

Сами видите, как дела идут» (Саморуков И.В., 576 сп, 115 сд).

«В конце марта встретился с немцами. С тех пор беспрерывно нахожусь на фронте. О г. Ковеле, наверное, слыхала из сводок Совинформбюро. Под этим городом я провозился более 2-х месяцев. Время было тяжелое: дождь, снег, грязь и все прочее. Но мы не унывали, немцев били крепко.

Потом участвовал в прорыве его обороны западнее Ковеля. Вот где немцы почувствовали силу нашего удара. С боями форсировали Западный Буг, перешли государственную границу, прошли много по Польше.

Здесь живут по-разному. Есть небольшое число поляков, которые живут богато, но это единицы. Основная масса крестьян живет очень бедно. Почти ни у кого нет хлеба. Живут только на картошке, ходят босые, так как обуви нет, вообще картина неприглядная. Встречают нас с радостью, видно, что немец им очень “насолил” (Маккий Н.М., 641 сп, 165 сд).

«... Идем в первый эшелон, снова на “передовую”. А эти дни отдыха прожили, можно сказать, замечательно. Расположились в господском доме. Большой, богатый дом. Дорогая мебель. Тепло, чисто, светло. А что еще нужно солдату после походной жизни?

Впервые за много дней, а быть может, и месяцев, спали на кроватях с перинами. Недавно здесь жил помещик, теперь здесь “барствовала” солдатня — наши “славяне”. Я добрался до библиотеки. Досыта покопался в книгах.

Говорят у нас так: “Солдат просто справляет праздник. Нашел масло — значит, масленица, нашел яйца, сметану — пасха, а ничего не нашел да от кухни отстал — значит, великий пост. Так вот и у нас в эти дни была масленица — все пекли блины” (Хмелев Г.В., без адреса).

«Живу я пока что очень хорошо. Чувствую себя пока что тоже неплохо. Правда, иногда побаливает рана на голове, но это ничего, еще терплю. А насчет питания здесь, я уже тебе писал, чего душа желает... В общем, если бы здесь не стреляли, так я бы чувствовал себя как на курорте...» (Соболев М.Н., без адреса).

Из дневника танкиста Панарина Ивана Сергеевича:

«Мы пошли в атаку в Померании. Прорвав оборону немцев, двинулись вперед два танка нашего взвода, шесть горели, убит Литвиненко, нашу машину ударил снаряд, но не пробил. На шоссе мы вышли первыми, подавили очень много немецких повозок — как военных, так и гражданских. На одном тракторном прицепе наш танк встал креном, и поехать ни взад, ни вперед было нельзя. Немцы, видя, что больше танков нет, с гранатами в руках подходили к нам. В машине было много людской крови и конской крови, у нас отказал пулемет, у меня было лихорадочно-нервное состояние, но все же я вылез из машины и стал вместе с Голотенком отбивать немцев фанатами. Скоро подошли наши танки. Немцы — часть убежали, часть — убили мы. Нас буксиром стянули с прицепа, и мы поехали за своими. Вечером недалеко от города Бранденбурга у нас соскочил подшипник ленивца и порвалась гусеница. На шоссе наших близко не было, только гражданские немцы собирались из лесов по домам. Слева были дома, а справа, метров двести, — лес, ехать нельзя. Я достал лобовой пулемет, пять дисков, штук шесть гранат, а остальной экипаж исправлял танк. Шел дождь, было темно и опасно, я открыл по деревне огонь из пулемета, но там видно никого не было. После чего я пошел в дом, достал вина, немного выпили. Напиваться было опасно. Мы по уши в грязи и крови. Подошел 3-й батальон, а потом летучка. Нам стало веселей, скоро исправили машину и поехали дальше. В Бранденбурге выпили еще и ночевали до утра. Я переменил одежду, так как весь был мокрый» (27 февраля 1945 г.).

«Заняли город Нейштадт. Встали около одного магазина, замаскировали машину, достали вина, рому и проч., выпили. Гражданского населения было мало. Я зашел на хлебозавод, там были русские парни, они меня угостили и пожаловались на своего мастера, что он очень издевался над русскими. Один просил наган, чтобы самому его застрелить. Я не дал и сам стрелять не стал, а так этому мастеру насовал в лицо, что он упал и долго не мог опомниться, а потом, когда я собрался уходить, он пожал мне руку и говорит: “Руссиш гут”...» (8 марта 1945 г.).

До победы оставалось два месяца!

В годы войны советский офицерский корпус потерял 35% от общего числа офицеров, состоящих на военной службе. Это 1023,1 тыс. чел. погибших в сражениях, умерших от ран и болезни, пропавших без вести и попавших в плен.

В том числе погибших, умерших от ран и болезни — 61,68% (631003), и пропавших без вести, попавших в плен — 38,32% (392 085).