«Многие мои произведения так или иначе посвящены вопросу сохранения личности, — замечает Моррелл, — страху пройти по неправильному коридору, войти в неправильную комнату и увидеть опасно непривычную версию реальности. Часто эта тема реализовывается на фоне красочных пейзажей. Много лет назад, читая историческую книгу об освоении американского Запада, я узнал, что по весне, когда земля начинала оттаивать, змеи иногда проваливались с покрытых дерном крыш в фермерские дома, пугая их обитателей. Этот образ мне запомнился и настойчиво просился в текст. Автор не уточнял, о каких именно змеях идет речь, но я знал, что это должны быть гремучие змеи, и знал, что они должны появиться в начале рассказа, как прелюдия к чему-то более страшному, что будет ожидать семью пионера. Но каким станет этот дальнейший ужас? Шли десятилетия, и ответ на этот вопрос все ускользал от меня, пока в прошлом декабре по равнине в Нью-Мексико, где я живу, не пронеслась снежная буря. Обычно вокруг своего дома во всех направлениях я вижу горы, но в тот ненастный вечер видимость исчезла практически полностью. Прислушиваясь к потрескиванию камина, я выглянул в окно гостиной. На закате снегопад казался еще более густым, но вдруг я заметил за окном быстрое движение, промелькнувшую тень, потом еще одну и еще. А затем движение разом прекратилось. Возможно, это была всего лишь игра моего воображения. И все равно этот случай заставил меня поволноваться, и в результате сложная цепочка ассоциаций навела меня на мысль о последующем кошмаре, с которым в задуманной мною истории и пришлось столкнуться семье пионера Запада и в особенности одной храброй девочке».

Папа был умным. Весной, когда дерн на крыше начал оттаивать и в дом повалились змеи, он подвесил под потолком одеяла, чтобы ловить их. Больше всего там было сосновых змей, но иногда попадались и гремучие. Они издавали такие звуки, как будто кто-то тряс коробочку с зернышками. Папа сказал, что они после спячки еще сонные, поэтому он и не боялся к ним подходить. Каждое одеяло он свернул, вынес на дальний конец выгона и вывалил их извивающееся содержимое в наш ручей. Из-за того что в горах таял снег, вода в ручье поднялась, сделалась быстрой и унесла их с собой. На всякий случай папа запретил нам подходить к ручью ниже по течению от того места, куда он бросил змей. Мама хотела перебить их, но папа сказал, что они слишком сонные и не опасны для нас, а убивать то, что убивать незачем, нехорошо.

Змеи падали с потолка, потому что папа пристроил хижину к склону холма. На балки крыши он положил дерн и присыпал его сверху землей. Под такой крышей летом было прохладно, а зимой тепло. Еще она защищала нас от ветра, который носился по долине в плохую погоду. Со временем на ней выросла трава, но, пока земля наверху была мягкая, в ней любили прятаться змеи. Перед тем как упасть, змеи сначала шевелились, и мы всегда слышали этот звук. Это становилось предупреждением. И их было немного. И падали они только несколько недель весной.

Папа был очень умным, он делал самое лучшее мыло во всей долине. Все знали, как делать мягкое мыло. Для этого нужно полить водой золу, чтобы растворить в ней поташ. Потом пропустить воду через слой соломы, чтобы убрать из нее всю грязь. Добавить воду с поташом в кипящий животный жир. Дождаться, пока они остынут, и собрать пену. Это и будет мыло. Но на нашем участке имелось обнажение залежи соли, и папа стал экспериментировать: он добавил соль в кипящую воду и жир. Когда смесь остыла, она затвердела. Еще папа добавлял в мыло песок, и все думали, что в этом его секрет, но никто не мог изготовить твердое мыло, как у нас, потому что настоящий секрет был в соли. Папа взял с нас слово никому об этом не рассказывать.

Мы держали десять кур, лошадь, корову, овцу, собаку и кошку. Собака у нас была породы колли. И она, и кошка сами к нам пришли в разное время. Откуда они появились, мы так и не узнали. Еще мы разводили латук, горох, морковь, фасоль, картошку, помидоры, пшеницу и тыкву. Когда к нам на огород повадились кролики, нам пришлось построить прочный забор. Но птиц, которые клевали зерна, это не останавливало, поэтому папа выменивал твердое мыло на ткань и ставил навесы. Птиц они отпугивали, а кроликов, которые все равно пытались пробраться за забор, папа убивал. Он говорил, что их нужно убивать, чтобы спасти огород. К тому же их мясо очень вкусное, если его потушить.

Мы никогда не голодали. Папа вырыл под хижиной подвал, и всю зиму мы ели морковь, картошку и тыкву. Мама заготавливала на зиму горох и фасоль. Папа научил ее запечатывать воском крышки. У нас даже была старая яблоня, которая росла там еще до того, как мы поселились в долине. Мама делала самые лучшие яблочные пироги, и яблок было столько, что хватало даже на зиму. Мы все работали. Папа показал нам, что нужно делать.

Жаркими летними ночами, когда они с мамой учили нас читать по Библии, мы иногда слышали вой в горах. Ау-ау-ау-аууу. Они выли на луну. «Божьи собаки, — сказал как-то папа. — Так их называют индейцы». «Почему?» — спросила Джудит. «Потому что они почти невидимые, — ответил папа. — Только Бог может их увидеть».

«А как они выглядят?» — спросил Дэниел. «Глупый, — сказала я, — если только Бог их видит, откуда кто-то может знать, как они выглядят?» «Но пару раз люди их все же видели, — вставил отец. — Они коричневые. У них заостренные уши и хвосты с черными кончиками».

«А они большие?» — спросила Джудит, сидевшая у него на коленях. «Чуть больше Честера», — ответил папа. Так звали нашу собаку. «Весят они примерно тридцать фунтов, — рассказывал папа. — Они немного похожи на обычных собак, но отличаются от них тем, что во время бега хвосты у них опущены, а собаки бегают с поднятым хвостом».

«Похоже, кто-то хорошенько их рассмотрел», — сказала тогда я, и папа кивнул. «Я видел одну, давно, — сказал он. — До того как познакомился с вашей матерью. Я сидел один у костра. Она вышла из ночи и уставилась на меня из темноты с другой стороны костра. Наверное, ее привлек запах кролика, которого я жарил. Постояв там немного, она ушла. Но прежде чем раствориться в темноте, обернулась и посмотрела на меня через плечо укоризненно, как будто винила в чем-то».

«Ты испугался?» — спросил Дэниел.