И положил трубку.

– В шее убитого была пуля калибра девять миллиметров. Следовательно, кто-то из вас прав.

– «Макаров»? – спросил я.

– Не «макаров». Пуля от патрона «СП-5». Объясните, специалисты, что это такое? Я знаю только «СП-4» от пистолета «ПСС». Что здесь за пистолет?

Асафьев даже крякнул, как утка, а я присвистнул.

– На войне как на войне. Объясняю. Патрон распространенный. Используется чаще всего в бесшумной оптической винтовке «винторез» или в бесшумном автомате «вал».

– Темно уже было, чтобы из оптики стрелять, – сказал мент, все еще пытаясь как-то зацепиться за версию, которую ему предложили его же сотрудники. Честь мундира бережет.

Только один мой вздох мог бы заменить целую пламенную речь.

– Еще могу объяснить для малограмотного состава управления внутренних дел, что «винторез» комплектуется прицелом ночного видения.

– Такого только нам в городе не хватало... – Мент всерьез расстроился. – Но это значит?.. – спохватился он вдруг.

– Это значит, что стреляли в него в то время, когда он лежал на козырьке подъезда. Его добивали с крыши или из окна соседнего дома. А может быть, и просто из автомобиля, – сказал Асафьев. – Тогда получается, что прав все же господин частный сыщик. Третий был. И этот третий контролировал всю ситуацию.

– Но «винторез»... – не унимался Лоскутков. – Это же не пистолет. Это уже серьезная штука.

– Это – чечены! – сказал я уверенно. – Они пытались его достать. Гаврош-Мария работает.

– Кстати, что ты там спрашивал у экспертов насчет «пальчиков»? – вспомнил Асафьев.

– Дактилоскопическую карту уже отправили в компьютерный центр. Теперь они вообще такие вещи не возят, сразу с компьютера переправляют. – В голосе мента звучала детская гордость. – Сейчас позвоню...

Он снова взялся за трубку.

– А ты со своего компьютера выведи запрос... – предложил я. – Он же у тебя подсоединен к сети.

Лоскутков не ответил, только применил тяжелую артиллерию – то бишь бросил на меня взгляд, продолжая накручивать диск телефонного аппарата. С компьютером подружиться он никак не может.

– Алло! Кто это? А... Майор Лоскутков. Вам прислали дактилоскопическую карту убитого сегодня? Да. Я на месте буду. Что? Хорошо. По всей картотеке. Не будет у нас, запросите общероссийскую. А... Давайте, давайте... Так... Записываю. Я сейчас узнаю. Сам узнаю. Ладно. Спасибо.

И он протянул Асафьеву листок с каким-то номером.

– Эти «пальчики» прошли по вашей ориентировке. Без имени, только под номером. Проверь.

– Если под номером, значит, проходят по какому-то нераскрытому делу. – Асафьев тут же перенял эстафету у телефонного аппарата. Стал звонить и спрашивать.

А я тут же воспользовался тем, что стол у мента завален бумагами, и перетянул чистый листок поближе к себе. Карандашом вывел: «Клофелин» и передвинул лист Лоскуткову. Тот не понял, хотел спросить, но я за спиной Асафьева поднял к губам палец, призывая мента к молчанию.

Асафьев закончил разговор. Асафьев задумался на три секунды. Асафьев повернулся ко мне всем корпусом.

– Если найти место, где жил этот покойник, то там можно отыскать и твой родной пистолет.

– Я знаю, – сказал я невозмутимо.

– Откуда?

Я показал на мента, который все еще держал мой листок перед собой. Асафьев заглянул туда.

– Правильно. «Пальчики» с бутылки, в которой была водка с клофелином.

– Значит, чечены!

– Значит, чечены, – в унисон за мной повторили майоры, а фээсбэшник еще добавил: – Пора включать активный розыск. И жесткие проверки...

– «Винторез» – это не шутка, – сказал Лоскутков. – Это уже война.

Он даже не знает, как он прав. Только дурак может думать, что война идет на Северном Кавказе. Война идет по всей России, потому что похоронки получают и в Вологде, и в Хабаровске, и в Якутске...

К хроническому недосыпанию в годы былой боевой службы я привык. Бывало, вообще по нескольку месяцев спать приходилось только урывками. Особенно в Афгане. Тогда казалось счастьем, если предстояло лететь в далекий район для проведения рейда. За время полета можно выспаться. Сейчас я былую форму давно потерял, поскольку в нынешней моей деятельности подобная бессонная выносливость ни к чему. И потому утром, поднявшись, беспрестанно зевал. Еще до Афгана при ведении боевых действий нам выдавали таблетки «экстази» как раз на такие случаи. Сейчас «экстази» признан наркотиком и, я слышал, в армии к приему запрещен. А мне сейчас, чтобы окончательно проснуться и начать заниматься делами, такая таблетка весьма сгодилась бы.