Лицо короля пошло красными пятнами, но он ничего не ответил и склонился над тарелкой.

После завтрака Юта удалилась в свои покои, и туда же ворвался Остин. Одним свирепым взглядом окинул жену, сидящую за столом, чернильницу с торчащим пером, ворох исписанной и исчерканной бумаги. Щелкнул пальцами, отсылая молчаливую фрейлину. Протянул сквозь зубы:

— Если еще хоть раз ты посмеешь без разрешения открыть рот…

Да, король был по-настоящему взбешен. Уроки этикета слезали с него, как кожа со стареющей змеи.

— Если ты еще раз посмеешь вякнуть…

Юта встала — по-прежнему бесстрастная, даже чуть насмешливая:

— Что же? Ты снова отдашь меня дракону?

Остин всхрапнул:

— Значит, правда… То, что про тебя говорят…

Юта вскинула голову:

— Что же?

За портьерой тихо возились два подслушивающих пажа.

— Сосватанная драконом — вот что! Замуж тебя выдал змей, мерзкий дракон, склизкая тварь…

Юта шагнула вперед, презрительно сжав губы, безжалостная, как фехтовальщик перед дуэлью:

— Он стократ благороднее тебя!

— Да?! Твой дракон, помнится, смердит, как обгадившаяся коза!

Юта будто натолкнулась на невидимое препятствие. Со свистом втянула воздух. Бросила, как камень в лицо:

— Глупец… Я видела весь ваш бой. Я видела, как ты струсил.

За портьерой упало что-то тяжелое, послышался топот убегающих ног. Остин смотрел сквозь Юту белыми, ненавидящими глазами.

Уходя, он споткнулся и ударился лицом о дверную ручку. Вечером слуги, посмеиваясь, передавали из уст в уста: королева поколотила короля, вон какой синяк оставила!

Остин дожил-таки до самого страшного: над ним смеялись.

Пустыня приняла Армана, почти что усыновила.

С каждым днем он становился сильнее, и видения, являющиеся ему под жерлом потухшего вулкана, наполнялись новыми красками и новым смыслом. Предки говорили с ним — молча, но внятно, и никто не упрекнул его, что оставил замок на произвол судьбы, что не исполнил Ритуала…

Замок. Ритуал.

Разваленные башни, черный зев Драконьих Врат, запертые комнаты, пустые залы… Мертвое строение, и та, чей смех оживлял его, далеко, ох как далеко…

Поймав себя на подобной мысли, он скрипел зубами и отталкивал Юту от себя, изгонял, забывал. Но дни шли и шли, и вновь обретенное спокойствие таяло, как лед на ладони.

Однажды ночью он проснулся, покрытый потом. Звук, длинный красивый звук явился из остывающей пустыни — а пустыня богата голосами… Но во сне Армана голос пустыни был голосом старинного музыкального чудовища, инструмента, загромождавшего Органную комнату. Инструмент пел, а перед ним стояла, упрямо вскинув голову, странная, некрасивая, случайно похищенная принцесса…

В полдень он сидел под прямыми лучами солнца и пересыпал песок из кулака на ладонь. Золотая струйка завораживала, как огонь, как море, как игра облаков… Арман снова зачерпывал и снова пересыпал пригоршни песчинок, пока в голове его не возникла строчка:

— Я силился жажду песком утолить…

Он пошевелил сухими губами. Прошептал неуверенно:

— И море пытался поджечь… Мечтал я…

Песок соскользнул с его ладоней.

— Мечтал я тебя позабыть…

— Снова ты, молодой дракон, — сказал Тот, Что Смотрел Из Скалы.

Арман перевел дыхание и тяжело опустился на камни.

— Ты вернулся оттуда? Но обычно оттуда не приходят.

— Ты знаешь, где я был? — спросил Арман равнодушно.

Голос издал короткий сухой смешок, но ничего не ответил. Пещера казалась круглой, замкнутой, и Арман не видел выхода, который был здесь раньше.

— Ты вернешься туда, за море, молодой дракон? Безумная затея. Что мне сказать твоему потомку, если он явится сюда через пару тысяч лет?

— У меня не будет потомков.

— Жаль. Но тогда зачем тебе лететь за море?

И тогда Арман собрался с силами и посмотрел прямо навстречу взгляду Того:

— Послушай… Я не знаю, кто ты, но, может быть, ты сможешь ответить мне…

Он замялся. Взгляд его собеседника оглушал, как удар в лицо.

— Я не знаю, как спросить… Да и откуда тебе знать… Но, может быть…

— Про эту человеческую дочку? — спросил голос просто, даже буднично. — Я знаю… Ты — нет, ты не знаешь. Не лети за море, молодой дракон. Там бродит смерть, ее и твоя… Близко…