Сева раздвигал высокую траву, перепрыгивал через ветки, обходил камни. Он знал, что торопиться нельзя. Тайное озеро суеты не любит. Да и не покажется, не пустит к себе, спрячется среди травы и кустов — не найти. На Тайное озеро настроиться надо, только о нем и думать, представлять, будто рисовать мысленно. Тогда оно само тебя позовет, к себе потянет и появится вдруг среди травы, полное чистой голубой воды, с мягкими берегами, заросшими камышом, осокой и цветущей калужницей. С разноцветными камнями-самоцветами на дне. С чудесными бледно-розовыми кувшинками, распускающимися на рассвете. С семейством дикой утки и пятью коричневыми утятами.

Сева вздохнул, зажмурился и… вышел на берег. Каждый раз озеро было другим. О чем-нибудь да забудешь подумать, пока его ищешь. Вот в прошлый раз была у самой воды тонкая полоска белого песка (Сева только сейчас о ней вспомнил) — а теперь нет ее. Ну ничего, он же по делу. Сева подошел к озеру, опустил руки в воду, голубую, будто перевернутое небо, и попросил шепотом:

— Озеро, озеро, разреши мне твоих незабудок взять, пятнадцать цветочков всего. Они хорошему человеку выздороветь помогут.

По озеру пробежала волна и плеснула Севе на босые ноги.

— Спасибо, — улыбнулся Сева, умылся озерной водой и пошел рвать незабудки. Это было непросто, потому что каждый цветок был выше его и тяжелее. Не тридцать минут, как обещал Асе, а три часа провозился Сева, но зато собрал все пятнадцать, завернул в большой лопух, чтобы их видно никому не было. Потом свистнул звонко, и тут же прошуршала в траве и появилась перед ним ящерица Юми, посмотрела умными глазами, мигнула и подставила коричневую спинку. Длинными травинками Сева бережно привязал к ней ценный груз, сел верхом, и они направились к Грозовому дому. Там его должна была ждать Ася.

Голубое озеро сверкнуло синим лоскутом в траве и исчезло, растаяло, будто его и не было, только трава на том месте колышется, но и этого никто не видит, такие здесь заросли непроходимые, что и зверь не пройдет, а человек и подавно…

Замечательный день — пятнадцатое июля, будто самая серединка лета, его сердцевинка, макушечка. Папа давно объяснил Асе, что на самом деле, если быть точным, середина лета — это полночь с 16 на 17 июля. Но Ася все равно думала по-своему: 15 июля — середина серединного летнего месяца. Очень ей хотелось, чтобы именно этот день был сердцем лета.

Чудесный день — Асин день рождения! По привычке она проснулась рано-рано, сладко потянулась, зажмурилась на солнце и вдруг весело ойкнула. Над ее кроватью прямо в воздухе висели золотые буквы: «С днем рождения, Ася!» Ася дотянулась до буквы «я» — буква тут же рассыпалась, осталась на пальцах золотой пыльцой.

Ася посмотрела на подоконник. Ни Манюни, ни Маруси не было видно, но в горшке белела записка. «С днем рождения, Ася! Приходи на Летнюю эстраду прямо сейчас. Это очень важно! М. и М.» «М. и М.», — улыбнулась Ася. Наверное, феи подготовили ей сюрприз. Как интересно! Ася умылась побыстрее, надела коралловое платье, причесалась и неслышно вышла из корпуса. «Светлячок» погасил фонари, но еще спал крепко-крепко, как спится только свежим летним утром. Солнце выкатилось из-за мохнатого леса, обещая жаркий день. Ася добежала до Летней эстрады. Никого. Обошла кругом, побродила между скамейками. Ничего. Что за ерунда? Розыгрыш? Она еще раз прочитала послание. Заволновалась. Не случилось ли чего?

Пробежал по веткам ветерок, западали с сосен шишки, будто кто-то затопал по деревянному полу сцены, ветерок засмеялся, дунул Асе в ресницы, взъерошил волосы, закружился у колен, завертел подол платья.

— Ну, перестаньте! — отогнала его Ася.

— С днем рождения! — переливчато засмеялся ветерок и положил перед Асей дубовый лист. На листе было нацарапано: «15 шагов от отца моего в сторону Солнца до знака всех дорог».

— Белиберда какая-то, — рассердилась Ася. Чей отец? Какой знак? И где она — сторона Солнца? А, ну это восток, конечно. А что значит «от отца моего»?

Ася покрутила лист. Может, какая-нибудь подсказка есть? Нет, обычный лист. Лист! Дубовый лист! Ася крикнула ветерку:

— Спасибо! — И бросилась к дубу. Может, дедушка Эхо затеял с ней эту игру? Вроде «Украденного полдника», что в каждой смене организовывают им вожатые. А вдруг с дедушкой Эхо что-нибудь случилось? Нет, тогда бы просто послали кого-нибудь из чумсиков. Вот он, Единственный дуб. И опять никого. Ася постучала по стволу, как это делали чумсинки. Тут же складки коры сложились в буквы: «С днем рождения, Асенька!» Ей стало весело. Она отсчитала от дуба прямо на солнце пятнадцать шагов: «Надеюсь, имелись в виду мои шаги, а не гномьи».

И опять тишина, ни записки, ни Манюни с Марусей, только белели на асфальте нарисованные мелом классики. А рядом — знак. Кто-то в стрелки играл и путал следы. После такого знака не знаешь, куда бежать. На все четыре стороны? Знак всех дорог! Только Ася подумала об этом, зажглась на асфальте алая надпись: «Вниз летит — смеется, вверх ползет — плачет».

— Старая загадка, — усмехнулась Ася и, пустив по ветру ненужный больше дубовый листик, побежала к мостикам. В лагере был только один колодец. А то, что это загадка про колодец, Ася не сомневалась. Они с мамой иногда ходили пить воду из колодца. Просто так, для интереса. Мама говорит, что колодезная вода вкуснее всего, и сама Асе эту загадку загадывала, а потом показывала. Когда ведро вниз опускаешь, оно о стенки колодца стукается и будто смеется, а когда вверх поднимаешь, капли со дна капают, будто ведро плачет.