С этого дня я тоже стала так делать, потому что мы были женщинами, мы были рождены, чтобы делать это, чтобы раз в месяц ходить с тряпкой в трусах. Еще моя мать сказала мне:

— Каждый раз, когда течет кровь, ты не должна приближаться к амулетам [2] отца и трогать его рабочие инструменты, поняла?

Я кивнула головой и поинтересовалась:

— Почему, мама?

– Эта женская кровь может принести много вреда.

— Почему, мама?

Она пристально посмотрела на меня, вздохнула и покачала головой:

— Ты задаешь слишком много вопросов, дочка, что я тебе говорила?

Я помнила, как она много раз говорила мне, что воспитанный ребенок не должен задавать вопросов.

— Прости меня, мама, — сказала я.

— Уже простила. Главное, не забудь.

День прошел очень быстро. Мне хотелось увидеться с Оби, чтобы рассказать ей радостную новость о том, что я стала взрослой. Я объявила ей о том, что у меня пролилась вторая женская кровь.

Оби была рада за меня. И сказала, что она уже прошла через это. Я обиделась на нее за то, что она мне ничего не сказала. Она извинилась, что не успела об этом рассказать. Но самое главное — это то, что мы здорово повеселились в этот день, так хорошо, что даже не почувствовали, как пролетело время. Мечта о том, чтобы покинуть страну детства, часто охватывает детей. Потому что они не замечают, что за улыбками их родителей прячутся заботы и проблемы, с которыми приходится справляться каждый день.

Вот, писатель, как я провела день, который белые называют днем первой менструации, а я днем второй женской крови.Эта кровь символизировала мое расставание с детством, мою зрелость и в то же время угрозу для общественного порядка. В пятнадцать лет я больше не была ребенком в своей деревне. Я созрела, а это значило, что пришло мое время стать матерью. Все это этапы нашей жизни, правда, писатель?

— Да, жизнь — это дорога, по которой мы идем, и у каждой свои неровности, — ответил я.

— Да, писатель, я вижу, ты понимаешь меня, — сказала она, вынимая орех колы из наполненного водой калебаса, который стоял рядом с ней на земле.

Она расколола орех и дала мне кусочек. Я поблагодарил ее. Ее лицо озарилось улыбкой, и я тоже покорно улыбнулся, хотя в глубине души мне этого совсем не хотелось, но я сделал это из уважения, по привычке.

Орех хрустел у нее на зубах, глаза блестели, как родниковая вода. Они говорили о том, что ей еще многое предстояло мне рассказать.

— Иди по дороге моей жизни, — сказала она, — и ты поймешь меня.

Ранним утром на следующий день после появления моей второй женской кровия услышала, как мама тихонько сказала отцу:

— Она больше не маленькая.

Отец все понял. Он вынул трубку из кармана брюк, набил ее табаком и подошел к очагу перед кухней, чтобы зажечь ее. Потом он вернулся с сияющим от радости лицом и сказал матери:

— Теперь с нее нельзя спускать глаз.

Нужно сказать, писатель, что эта кровь озарила мою жизнь. Одному лишь Богу известно, с каким удовольствием мой отец пил по утрам свою сыворотку. Он был так рад тому, что пролилась моя кровь, несмотря на то, что она могла принести много вреда!

Отец сказал моим братьям:

— Вы должны уважать сестру, теперь с ней нужно обращаться осторожнее.

Братья кивнули в ответ. Они не знали, что это значило, но обещали так и делать, не задавая лишних вопросов.

Прошло несколько дней, и однажды вечером моя мать позвала меня и сказала:

— Знаешь, когда ты только родилась, дочка, мы выбрали тебе жениха. Это хороший мужчина.

Я слушала ее с интересом, потому что это касалось очень важного этапа в моей жизни. Она продолжала:

— Мы выбрали Мади. Ты должна научиться делать для него все, что должна делать женщина, поняла?

Я молчала.

— Поняла? — повторила она.

— Да, мама.

— Это традиция. Нужно, чтобы у тебя был хороший мужчина, хороший муж, мы позаботимся о твоем счастье.