— Плачу я, — сказал Купо и тут же подошел к стойке, где с него взяли четыре франка и пять су.

Пробило час, и приглашенные начали собираться. Первой появилась г-жа Фоконье, тучная, еще красивая женщина; на ней было пестрое полотняное платье, розовый шарфик на шее и чепец с целым букетом цветов. Затем прибыли вместе мадемуазель Реманжу, щупленькая старушка в неизменном черном платье, которое она, казалось, не снимала даже на ночь, и чета Годронов: муж, здоровенный битюг, на котором коричневый пиджак трещал по всем швам, и толстущая беременная жена, выставлявшая вперед свой огромный живот, — его размеры еще подчеркивала ярко-фиолетовая юбка в обтяжку. Купо сказал, что им незачем ждать Бурдюка, — он встретит их на дороге в Сен-Дени.

— Ну, друзья! — воскликнула, входя, г-жа Лера. — Похоже, что нас ждет хороший душ. То-то будет веселье!

Она подозвала все общество к двери и показала на тучи, черные грозовые тучи, которые быстро надвигались на Париж с юга. Г-жа Лера, старшая сестра Купо, сухопарая, мужеподобная женщина, говорившая в нос, вырядилась в широченное красно-бурое платье с длинной бахромой и была похожа на тощего пуделя, выскочившего из воды. Она размахивала зонтиком, как палкой. Поцеловав Жервезу, она продолжала:

— Вы и представить себе не можете, какой ветрище на улице… Жжет лицо как огнем!

Тут все стали уверять, будто давно чувствовали приближение грозы. Как только они вышли из церкви, г-н Мадинье уже понял, что их ожидает. Лорийе жаловался, что мозоли не дали ему спать с трех часов ночи. Да иначе и быть не могло: вот уже три дня стоит нестерпимая жара.

— Кто знает, пойдет ли еще дождь, — повторял Купо, стоя у дверей и с беспокойством поглядывая на небо. — Все в сборе, нет только сестры; когда она появится, мы все-таки пойдем.

И правда, г-жа Лорийе запаздывала. Г-жа Лера только что заходила за ней, но, пока сестра затягивала корсет, они успели переругаться. Вдова шепнула на ухо брату:

— Я плюнула на нее и ушла. Она прямо кипит от злости! Скоро сам увидишь…

Гостям пришлось ждать еще добрых четверть часа; они топтались в зале, а новые посетители толкали их, пробираясь к стойке, чтобы выпить стаканчик. Порой Бош, Биби Свиной Хрящ или г-жа Фоконье выходили на улицу и, задрав голову, смотрели в небо. Еще не капало, но становилось все темней. Над самой землей проносились резкие порывы ветра, вздымая вихри белой пыли. При первом раскате грома мадемуазель Реманжу перекрестилась. Гости с тоской поглядывали на часы, висевшие над зеркалом; было уже без двадцати два.

— Ну, началось! — крикнул Купо. — Ангелы наверху льют слезы.

Дождь хлынул сразу, как из ведра; женщины на улице разбегались, обеими руками придерживая юбки. И под этим ливнем появилась наконец г-жа Лорийе, задыхаясь от ярости, и стала в дверях, борясь с собственным зонтиком, который никак не хотел закрываться.

Ну и погодка! — ворчала она. — Не успела я выйти из дому, как началось. Я уже хотела вернуться назад и скинуть платье. И хорошо бы сделала. Вот так свадьба, нечего сказать! Я же говорила — отложите до следующей субботы. Меня не послушали — вот вам и дождь! Ну что ж, и поделом, пусть вас промочит насквозь.

Купо попытался ее успокоить. Но она только огрызнулась. Небось он не купит ей нового платья, если это испортится под дождем. Она задыхалась в своем черном шелковом наряде: слишком тесный лиф стягивал ей грудь и давил под мышками, юбка, узкая, как футляр, так сжимала бедра, что она могла ходить, лишь мелко семеня ногами. И все же собравшиеся дамы смотрели на нее, поджав губы, пораженные ее туалетом. Г-жа Лорийе даже не взглянула на Жервезу, сидевшую рядом с мамашей Купо. Она подозвала мужа, взяла у него носовой платок и, отойдя в угол, тщательно вытерла каждую каплю дождя, брызнувшую ей на платье.

Тем временем ливень внезапно прекратился. Но на улице становилось все темней, казалось, наступила, ночь, которую прорезали лишь яркие вспышки молний. Биби Свиной Хрящ, смеясь, повторял, что скоро с неба посыплются черти. И тут гроза обрушилась на город с неудержимой яростью. Целых полчаса с неба хлестали потоки воды, а гром гремел, не умолкая. Мужчины, стоя перед дверью, смотрели на серую пелену дождя, на бегущие по улице ручьи, на водяную пыль, которая взлетала над бурлившими под ливнем лужами. Оробевшие женщины сидели, прикрыв глаза руками. Они уже не болтали, им было не по себе. Бош осмелился сострить, что это святой Петр чихает на небе, но никто даже не улыбнулся. Однако, когда раскаты стали реже, постепенно затихая вдали, гости снова пришли в нетерпение; все стали ругать грозу, чертыхаться и грозить тучам кулаками. Теперь с пепельно-серого неба сеял мелкий нескончаемый дождь.

— Смотрите, уж третий час, — закричала г-жа Лера. — Не ночевать же нам здесь в самом деле!

Мадемуазель Реманжу предложила, несмотря на дождь, отправиться за город и дойти хотя бы до крепостного рва, но гости решительно запротестовали: все дороги развезло, нечего и думать присесть на траву; да к тому же гроза еще не кончилась, того и гляди опять польет. Купо, смотревший вслед промокшему рабочему, который спокойно шагал под дождем, проговорил:

— Неужто этот болван Бурдюк все еще ждет нас на дороге в Сен-Дени? Ну, но такой погоде его не хватит солнечный удар!