Шрифт:
В конце коридора остановилась мама. Шерхан сделал знак рукой, чтобы ушла.
Она отрицательно покачала головой. Не уйдет.
Хочет посмотреть на человека, который захватил в плен ее старшего сына. Это желание естественно. Нервы у мамы крепкие. Она будет молчать и никак себя не выдаст. Не покажет своими словами дом, в котором подполковник сейчас находится. Шерхан предупреждал маму об этом.
В кабинете все уже готово.
– Заходите, гость дорогой, – сказал Шерхан. – Не споткнитесь на пороге, не расшибите нос! А то…
Он сам почувствовал, сколько скользкой ненависти, сколько злобы проявилось в его голосе… А ведь брат когда-то говорил, что злоба – это порождение бессилия и безволия, говорил, что только ничтожный человек позволяет выбрасываться из себя злобе… Сильный всегда силен и потому величествен.
Вспомнив эти слова, Шерхан замолчал.
Грудь подполковника колыхнулась под бронежилетом. Разин усмехнулся…
ГЛАВА 8
1
Подполковник хорошо знал Грозный. Еще в первую чеченскую кампанию излазил его на брюхе во время боев. Тогда группа Разина и другие группы спецназа ГРУ появились на улицах на несколько дней раньше основных воинских сил, и в донесениях предупреждали генерала Рохлина о том, что вводить в город танки нельзя – почти в каждых развалинах бронетехнику поджидают гранатометчики. Рохлин не послушался. Он себе казался великим полководцем и стремился добыть быструю славу. И танкисты за это поплатились. Целыми танковые части, и только те, которые шли по направлению, указанному отрядом спецназа «Скорпион» [19] , прорвались туда, где развалин на них не хватило – в район аэропорта. Там передавили и разворотили хиленькую дудаевскую авиацию. Славы Рохлину не досталось, но он тут же нашел ей качественную замену. Разломанные самолеты по его приказу были вывезены в Россию и проданы на лом цветных металлов зятем полководца. В платах от авиационных приборов только золота и серебра содержалось несколько десятков килограммов, не говоря уже об алюминиевых сплавах…
19
Отряд спецназа «Скорпион» был создан и полностью контролировался генералом Рохлиным. При этом выполнял не только боевые задачи, но и коммерческие, и криминальные. Дело доходило даже до того, что с помощью своей спецтехники «Скорпион» контролировал телефонные разговоры отдела ФСБ, занимающегося расследованиями экономических преступлений, в которых генерал был замешан. (Из материалов уголовного дела, не дошедшего до суда.)
Сейчас город начал принимать чуть-чуть жилой вид, но и его Разин тоже знает, хотя несколько хуже разрушенного. И, проезжая по улицам даже с неприятным черным мешком на голове, подполковник сумел сориентироваться, представляя и дорогу, и повороты машины на этой дороге. И примерно понял, где он находится. Этот район отстроен почти заново. Здесь богатые особняки. Умение правильно рассчитывать скорость и время и запоминать все происходящее – это качество, каждому спецназовцу необходимое. И если бы довелось снова повторить маршрут, подполковник мог бы так же сесть на заднее сиденье, натянуть на голову мешок и говорить, когда и куда следует повернуть, чтобы правильно проехать к тому же месту.
Кто скажет уверенно, может быть, это и пригодится, хотя и едва ли… В шифровке управления ФСБ было однозначно сказано, что организатором акции является Дзагоев. Болтать о том, что происходит, привлекать лишних людей – не в интересах министра, рассчитывающего на высокую карьеру. Следовательно, привезли Разина в дом к самому Шерхану Алиевичу.
И, очевидно, это его голос с щенячьей сопливой радостью просит Разина не споткнуться и не расшибить себе нос. Это голос подлого и лицемерного человека, каким и представляет Шерхана Алиевича подготовленная на него психограмма.
Как отличается младший брат от старшего брата… Ни одной общей нотки. У старшего, бандита, – и достоинство, и храбрость, у младшего, министра, – только необоснованная претензия на что-то…
Этот человек должен быть очень завистливым. Он даже старшему брату должен завидовать. Его тяжелой судьбе, но и одновременно авторитету. Его способности всегда оставаться самим собой. А Шерхан Алиевич самим собой может оставаться только с собой же наедине, при условии, что на это хватит честности. Однако тяжело – всю жизнь носить маску…
– Вот сюда его посадите, на пол… Не надо табуретку… Он потом этой табуреткой кому-нибудь по голове стукнет. Не надо! – распоряжается министр. – Так удобно снимать будет. И лицом к окну. Чтобы лицо было освещено.
– Ковер закатайте, – подсказал старческий, но не слабый женский голос. Это, должно быть, мать министра. – По ковру могут кабинет узнать.
Она дельный совет дает. С ее точки зрения, дельный. И с точки зрения боевиков, и с точки зрения Хамзата Толукбаева, и с точки зрения самого Шерхана Алиевича – дельный. На самом же деле это бесполезные хлопоты, потому что дом уже наверняка зафиксирован «наружкой» ФСБ. И его даже узнавать не надо.
Но им еще рано об этом знать.
– Сажайте его.
– Подождите. Обыскать надо. Не могли же мы его на улице у всех на глазах обыскивать, – Хамзат спокоен и деловит. Голос бесстрастный и властный, чуть-чуть насмешливый. Такого человека всегда слушают.
– Руки подними, подполковник… – это голос того, чей нос страстно просит кулака.
Разин приподнимает стянутые наручниками руки. И опять тяжело вздыхает. Так тяжело, что всем понятно – это вовсе не вздох сожаления.
Его обыскивают не слишком тщательно. Но находят гранату.