Шрифт:
– Плохо себя чувствуешь? – как-то сразу определил приятель.
– Давление скачет, – не стала обманывать Клавдия. – Из-за погоды, наверное.
– Я сейчас приеду! – выпалил Артур.
– Зачем? Чтобы опять прочитать мне лекцию о вреде курения?
– Понаблюдаю за тобой, я все-таки врач.
«Ну да, гинеколог», – усмехнулась про себя Клавдия. А вслух сказала:
– Я не при смерти, Артур. Нечего за мной наблюдать.
– Не хочешь меня видеть? Все дуешься?
– Уже нет. – Она и вправду перестала на него обижаться. Как можно дуться на человека, проявляющего о тебе такую заботу? – Если хочешь, приезжай. Только не как доктор, а как друг. Тем более что завтра, если ты не забыл…
– Нет, нет, Клавочка, конечно же, я помню про праздник. Собирался завтра утром приехать, но буду сегодня. Уже развернул машину. Так что жди.
– Жду.
И отсоединилась. Но едва она положила телефон на тумбочку, как тот вновь запиликал. Клавдия подумала, что это Артур забыл ей сказать еще что-то, но звонил ей не он.
– Здравствуй, – услышала она приятный баритон Сергея, еще одного своего друга и… и не только…
– Привет.
– Ты дома?
– А где мне еще быть в такое время и в такую погоду?
– Я сейчас в соседнем поселке. Хочу заскочить, поздороваться, давно не виделись.
– Приезжай, конечно. Буду очень рада тебя видеть.
– Тогда до скорой встречи. Чао.
Это была его привычка – заканчивать телефонные разговоры и прощаться итальянским «чао». Клавдию она немного раздражала. Но Сергей обожал Италию, часто там бывал, и растреклятое «чао» прицепилось к нему, как слово-паразит. Приходилось мириться.
Поговорив с Сережей, Клавдия вернулась к шкафу и переоделась. Негоже перед мужчинами в спортивном костюме представать. Гораздо лучше она будет выглядеть в мягких домашних брюках и кофточке из тонкого кашемира. И подкраситься надо немного. Глазки нарисовать.
Клавдия опустилась на пуфик перед туалетным столиком, достала косметичку. В ней лежало только три предмета: подводка, тушь и персиковая помада. Всю свою жизнь Клава пользовалась лишь ими. Ни теней, ни румян, ни пудры не признавала. И с цветом помады не экспериментировала. Знала: ей идет только персиковый.
Двумя уверенными движениями Клавдия прочертила линии на веках. Затем взялась за тушь. Поднесла кисточку к глазу, но рука застыла в сантиметре от ресниц…
На столике стояла фотография сына, взгляд Клавдии упал на нее, и сердце защемило.
Ромочка… Ее позднее женское счастье!
Клавдия до тридцати не задумывалась о детях. Была вся в страстях. Влюблялась, как кошка. Всегда безответно. Выбирала самых недоступных. Зачастую женатых. Но как только добивалась взаимности, теряла к избранникам интерес. Она была очень собою хороша в молодости. Кучерявая, улыбчивая, с ямочками на щечках, с точеными ножками и талией пятьдесят пять сантиметров. Она танцевала в кордебалете. Была на виду. Ее часто приглашали в шумные компании, где Клава и знакомилась со своими будущими мужчинами. За год у нее случалось пять-шесть романов. В каждого из своих избранников она бывала искренне влюблена. Но ни с одним не дошла до загса.
Так и порхала без малого десять лет. Но вот ей исполнилось тридцать, и все изменилось. Клавдия очень хорошо запомнила тот свой день рождения.
Как всегда, отмечала его в ресторане. Было много народу, цветов, подарков. Самый лучший преподнес тогдашний любимый – норковую горжетку с атласным бантом, привезенную специально для нее из Греции. Клава сразу же накинула ее и щеголяла в ней весь вечер, несмотря на жару. Она очень себе нравилась в тот день рождения. Выглядела и правда потрясающе и чувствовала себя так же. Клавдия то и дело подбегала то к одному, то к другому зеркалу, смотрелась в них и отмечала, что время над ней не властно. Она так же свежа и очаровательна, как и в двадцать, когда только-только устроилась в кордебалет.
Клаве было очень жарко в горжетке, поэтому она то и дело выбегала на улицу, чтобы освежиться. В очередной раз покинув ресторан, увидела неподалеку от входа компанию своих гостей. Это были мужчины. Четыре человека. Они курили и что-то обсуждали. Клава сначала хотела подойти к ним, но потом передумала и тихонько опустилась на лавочку, желая немного перевести дух и вернуться в зал.
– Все порхает стрекоза наша… – донесся до ее ушей голос одного из бывших ухажеров. Тот работал в том же варьете, и с ним она рассталась цивилизованно. Обычно в пух и прах ругалась со своими «экс», видеть их больше не могла, а с этим после разрыва поддерживала приятельские отношения.
– Как героиня крыловской басни, честное слово! – добавил мужчина.
– А что ей еще делать? – пожал плечами другой гость, муж заклятой подружки Клавы. – Ничего ж больше не умеет.
– Согласен. Но пора подумать о «зиме», та ведь не за горами. Как там в басне? «Попрыгунья-стрекоза лето красное пропела, оглянуться не успела, как зима катит в глаза…» Лето нашей Клавы на исходе. Ей уже тридцатник!
– Еще довольно молода, – заметил кто-то.
– Но не для брака! Замуж в таком возрасте выйти проблематично. Хотя можно в принципе. Только брать надо любого, кто согласится довести до загса. А Клава наша все выбирает, в мужиках, как свинья в апельсинах, роется. До сих пор! Хотя уже потаскана, да и репутацию имеет не самую хорошую…