Шрифт:
Подробнейший доклад Лихачева в итоговом сборнике занимает 48 страниц. Он разбирает множество специальных аспектов — и исторических, и текстологических, и всюду находит доказательства ошибочности теории Зимина.
Окончание доклада Лихачева (в некотором сокращении) звучит так:
«Не будем создавать незаслуженной рекламы работе Александра Александровича. Не будем чинить серьезных препятствий работе ученых — специалистов по „Слову“, которые сейчас лишены возможности защищать „Слово“ и открыто выступать против Зимина. Работа Зимина должна стать доступной… Если работа Зимина будет считаться секретной, то это придаст спору вненаучный аспект, набросит на нее тень обвинений, которых она не заслуживает.
…Работа Зимина слабая, незаслуженно отнявшая много времени многих специалистов, и автор ее вполне заслуживает того, чтобы все вопиющие недостатки его работы были выставлены на публичное обозрение.
Издание сочинения А. А. Зимина должно быть изданием автора (т. е. без марки Института истории АН СССР); пусть только сам автор за него и отвечает. (Такого рода издания у нас есть.)
Извините, что я отнял у вас столько времени. Но вопрос о подлинности „Слова“ очень важен».
В тот день было еще несколько выступлений, еще больше 5 и 6 мая, когда были и утренние, и вечерние заседания. Многие соглашались с выводами Лихачева, и никто из противников опровергнуть его не смог.
Потом были противоречивые, искаженные слухи об этих заседаниях, говорили, что Лихачев «из кожи лез вон» и даже выступал дважды, что неверно. В последний день заседания он вышел на трибуну лишь для того, чтобы прочитать выводы отсутствующего на заседании П. Н. Беркова.
Ни один из выступавших не предъявил Зимину политических обвинений. В те годы это было уже «не модно» и даже грозило потерей доброго имени навсегда. Тем не менее среди «сведущих людей», знающих больше, чем присутствующие на заседании, утверждалось, что такие обвинения Зимину конечно же предъявлены были. Якобы академик Рыбаков обвинил Зимина в том, что он выполнял «сионистский заказ». Однако в стенограмме речи Рыбакова ничего подобного нет.
Зимин появился на второй день, а на третий день сказал свое заключительное слово. Вот там он, действительно, не удержался от политических обвинений в адрес своих противников, волею судеб оказавшихся за рубежом — Якобсона, Лесного…
Позже, когда в Россию приезжал сам Мазон и ему по его просьбе выдали в Институте истории ротапринтную копию работы Зимина, Александр Александрович и тут вспылил: «Без моего разрешения!» Мазон, ознакомившись с книгой, сказал свое слово в письме Малышеву: «Издание этого замечательного труда — дело чести советской Академии».
Хотя книга Зимина издана тогда так и не была, его гипотеза стала известна научным кругам по его тринадцати статьям, вышедшим в свет в 1965 году. Зимин вовсе не был «уничтожен» — его статьи печатались в таких авторитетных изданиях, как «Вопросы литературы», «Русская литература», «Археографический ежегодник», «История СССР», «Русский фольклор». Лихачев продолжал настаивать на полной публикации книги Зимина, о чем неоднократно писал в разные инстанции.
Карьера Зимина, увы, пострадала. По требованию академика Тихомирова Зимин был снят с поста заместителя председателя Археографической комиссии. К чести Зимина, он не держал на Тихомирова зла и в 1964 году написал Малышеву: «Под Новый год был у МНТ (М. Н. Тихомирова. — В. П.)и помирился со стариком». А когда Тихомиров умер, Зимин написал Малышеву: «Михаила Николаевича очень жаль — это был хороший человек и настоящий ученый».
Подводя итоги, можно сказать, что в общем все авторитетные, уважаемые ученые в этой истории вели себя достойно, и если «повергали» своих соперников, то не роняли достоинства — ни своего, ни противника. Другое дело — партийное руководство: там долго еще говорили о работе Зимина как об «идеологической диверсии».
Некоторое время спустя Зимин сумел-таки отделить научную критику от партийных проработок, и у него хватило ума и души восстановить сердечные отношения со своими коллегами, в том числе и с Лихачевым. С одной стороны — Зимин потерял надежду на академическую карьеру, с другой стороны, как вспоминает его ученик Каштанов, — «освободившись от карьерных соблазнов, он обрел большую внутреннюю свободу. Все свое время и энергию он мог целиком посвящать творчеству. За оставшиеся шесть лет своей жизни, будучи уже серьезно больным человеком, Зимин создал 11 книг, из них восемь научных монографий, одну научно-популярную книгу и два сочинения мемуарного характера».
У Зимина была опасная легочная болезнь — пневмосклероз, и он был вынужден много времени, и даже зимы, проводить в Крыму. Вот одно из писем Зимина к Лихачеву из Фороса от 2 января 1977 года:
«Дорогой Дмитрий Сергеевич!
Спасибо за дружеский презент (имеется в виду присланная книга — Лихачев Д. С., Панченко А. М. „„Смеховой мир“ Древней Руси“. — В. П.).Скажу Вам по секрету — мне кажется, что сборник во всех отношениях получился выдающимся… Сейчас в моей жизни наступила пора, когда хочется оглянуться на прошелестевшие опавшими листьями годы и многое продумать сызнова. Нас с Вами разделяет многое в характере мышления — но люди ведь бывают разные. И при всем этом, при налете горечи и обид я восхищаюсь Вашим красивым талантом и низко кланяюсь Вам за все доброе, что Вы сделали для тех, кто любит нашу многострадальную Русь.
Все личные досады и огорчения во мне замолкают, когда я думаю о Вашем жизненном подвиге.
С глубоким уважением, по-прежнему ересиарх Александр Зимин.
02.01.1977.
Валентина Григорьевна передает Вам свой поклон».
«Ересиарх» — это проповедник «ереси», считающий ее почему-то необходимой. Умер Зимин в 1980 году.
До сих пор все, кому не лень (а особенно кому лень вникать в суть), поминают загубленного Зимина. Но и Лихачев конечно же пережил это все нелегко. Прошла какая-то трещина, некоторые преданные прежде люди (но далеко, конечно, не все) как-то отдалились. Например, один из любимых учеников Лихачева, Дима Буланин, вдруг стал удаляться от Лихачева, сделался издателем и в 1990 году издал, наконец, многострадальную книгу Зимина полностью. Но, как и предполагал Лихачев, книга не стала сенсацией, тем более что в те годы на нас буквально обрушился поток прежде неизвестной замечательной литературы.