— Да уж, для них же лучше успеть, — хмыкнул Эфиальт. — Первое июля, календы июля, день, посвященный Юноне. Именно тогда мать хочет уничтожить этих глупых полубогов и утереть Юноне нос. Кроме того, я не собираюсь платить «сверхурочные» призракам гладиаторов!

— Ну, тогда они все умрут, — сказал От, — а мы начнем разрушать Рим. В точности, как хочет матушка. Будет здорово, толпа придет в восторг. Призраки римлян обожают такие штуки.

Эфиальта это не убедило.

— Но кувшин просто стоит тут. Нельзя ли подвесить его над огнем, или растворить в луже кислоты, или еще что-нибудь придумать?

— Нужно, чтобы он жил еще несколько дней, — ответил От. — А иначе семеро не клюнут на приманку и кинутся его спасать.

— Хм-м-м. Пожалуй. Но все равно я бы предпочел добавить воплей, а то такая медленная смерть — просто скука. Так, ну ладно, а что с нашей талантливой подружкой? Она готова к приему гостьи?

От кисло поглядел на брата.

— Мне ужасно не нравится с ней говорить, она меня нервирует.

— Но она готова?

— Да, — неохотно кивнул От. — Она уже много столетий как готова. Никто не сдвинет это изваяние.

— Прекрасно, — Эфиальт потирал руки в предвкушении. — Это наш шанс, брат мой.

— Ты и о последнем нашем выступлении так говорил, — проворчал От. — Я шесть месяцев провисел в той ледяной глыбе над рекой Летой, и хоть бы кто из прессы заинтересовался.

— Это совсем другое дело! — настаивал Эфиальт. — Мы совершим прорыв в сфере развлечений! Если матери понравится, мы сами себе выдадим билет к славе и успеху!

— Ну, раз ты так говоришь, — вздохнул От. — Хотя я все-таки считаю, что те балетные костюмы из «Лебединого озера» смотрелись бы чудесно…

— Никакого балета!

— Прости.

— Идем! — скомандовал Эфиальт. — Давай посмотрим, как там тигры. Хочу убедиться, что они голодные!

Гиганты вперевалочку удалились в сумрак, а Перси повернулся к кувшину.

«Нужно посмотреть, что внутри», — подумал он.

Во сне он пожелал подойти поближе к кувшину, а потом прошел сквозь его стенку.

Воздух внутри был спертый, и пахло окислившимся металлом. К внутренней стенке сосуда был прислонен темный меч, его клинок из стигийской стали тускло мерцал во тьме багровым светом. Рядом с мечом затравленно скорчился мальчишка, одетый в драные джинсы, черную рубашку и старую полетную куртку. На его правой руке блестело серебряное кольцо с черепом.

— Нико, — позвал Перси, но сын Аида его не слышал.

Сосуд был наглухо запечатан, и воздух постепенно заканчивался. Видимо, Нико медитировал: прерывисто дышал, закрыв глаза. Его лицо побледнело и заострилось.

На внутренней стенке сосуда Перси заметил три черты, очевидно, Нико нацарапал их мечом, отсчитывая, сколько дней провел в заточении.

Как же он сумел выжить так долго без кислорода? Даже во сне Перси уже начинал паниковать, чувствуя, что задыхается.

Потом он заметил россыпь каких-то мелких предметов у ног Нико — поблескивающие зернышки, не больше молочных зубов.

«Зерна, — сообразил Перси. — Зерна граната. Нико съел три штуки и выплюнул косточки, осталось еще пять темно-красных ягодок».

— Нико, — снова позвал Перси, — где находится это место? Мы тебя спасем…

Картинка поблекла, и девичий голос прошептал:

— Перси.

Сначала Перси решил, что все еще спит. Когда он потерял память, ему неделями снилась Аннабет, единственный человек, о котором он помнил. Открыв глаза и поморгав, он понял, что девушка стоит рядом с его кроватью и улыбается.

Ее светлые волосы рассыпались по плечам, глаза цвета штормового неба весело блестят. Он вспомнил, свой первый день в Лагере полукровок пять лет назад: он долго был без сознания, а когда очнулся, рядом стояла Аннабет. Она тогда сказала: «Ты во сне пускаешь слюни».

Какое чудесное воспоминание.

— Чт… что происходит? — пробормотал юноша. — Мы уже прилетели?

— Нет, — тихо ответила Аннабет. — Сейчас глубокая ночь.

— Хочешь сказать… — сердце Перси бешено застучало, он вдруг сообразил, что одет в пижаму и лежит в кровати. И наверняка опять пускал слюну, или как минимум всхрапывал во сне. Волосы, скорее всего, стоят дыбом, и изо рта пахнет.

— Ты что, тайком пробралась в мою каюту?

Аннабет сделала большие глаза.

— Перси, тебе через несколько месяцев стукнет семнадцать. Неужели ты на полном серьезе боишься, что тренер Хедж нас отругает?

— М-м-м… А ты видела его бейсбольную биту?

— Кроме того, рыбьи мозги, мне просто пришло в голову, что мы могли бы прогуляться, нам до сих пор не удавалось побыть наедине. Хочу тебе кое-что показать — мое самое любимое место на корабле.

Пульс у Перси по-прежнему частил, но вовсе не из-за страха угодить в неприятности.