Шрифт:
Из книги Ивинской, вышедшей в 1992 году в России, тысячи читателей узнали о реальной жизни Бориса Пастернака, об истории создания и издания его «антисоветского» романа. Стали известны в России имена и злобные речи сановных советских писателей, клеймивших «предателя Пастернака», получившего Нобелевскую премию за службу империалистам. За рубежом книга «В плену времени» была напечатана еще в 1978 году в 20 странах, вызвав огромный интерес и резонанс. Советская власть сделала вид, что такой книги вообще не существует, а на сведения о существовании Ольги Ивинской в СССР действовал полный информационный запрет. Как она писала в своем стихотворении после выхода книги в Париже, «советские власти на все на те года плиту гранита положили». О контроле органов, за исключением упоминаний об Ольге Ивинской в официальных советских изданиях, несмотря на начавшуюся перестройку, наглядно говорит издание книги стихов зарубежной лирики в переводах Пастернака.
Книга «Синий свет» вышла в 1990 году в государственном издательстве «Советская Россия» с пространным, на 20 страницах, предисловием Николая Банникова. Редактор Банников до осени 1958 года, начала нобелевского шабаша, был лучшим другом Ольги Ивинской и Бориса Пастернака. В 1956 году он готовил сборник стихов Пастернака и активно помогал Ольге отстаивать включение в сборник ранних стихотворений Бориса Леонидовича, которые Пастернак считал вычурностями. Банников специально снимал дачу в Измалкове, рядом с Ольгой, чтобы постоянно приходить к ней на встречи с Пастернаком. В 1956-м Банников посвятил Ольге восторженные стихи:
Позвольте назвать вас мадам Рекамье, Княгиней Волконскою нашей. <…> Из золота чистого ваша душа… Любая деревня при вас хороша [41] .После нобелевских гонений на Пастернака Банников, как говорила мне Ольга Ивинская, исчез с измалковских тропинок, а Пастернак больше не хотел иметь с ним никаких дел. В предисловии к стихам из «Синего света» Банников на странице 14 пишет: «О любовных стихах Петефи тогда Пастернак говорил, что, переводя их, он мысленно обращал каждое стихотворение к женщине, которой тогда был увлечен. В дарственной надписи на книге Пастернак написал ей: „Я переводил вас обоих“».
41
См.: Ивинская О.Указ. соч. С. 55.
Но Банников так и не назвал имя Ольги Ивинской — женщины, которой Пастернак тогда был увлечен и которой посвятил замечательные переводы.
Ивинская считала, что запрет на ее книгу в СССР спас ее от судебного преследования со стороны органов и писательской верхушки. Она неоднократно получала анонимные угрозы за правду, опубликованную в книге. Но в 1992-м, когда книга «Годы с Борисом Пастернаком» получила широкий резонанс в России, «друзья, родные — милый хлам» всполошились и развернули кампанию по дискредитации Ольги Ивинской.
Как говорил Вадим Козовой, дирижировала всем «группа захвата», которая увидела угрозу возврата архива, отнятого у Ольги Всеволодовны при аресте. Уже действовало решение Верховного суда РФ, принятое осенью 1988 года, о полной реабилитации Ивинской и ее дочери как незаконно арестованных и осужденных. Суд постановил также вернуть все изъятые при аресте Ивинской материалы.
Конечно, «группа захвата» из ЦГАЛИ и не думала возвращать что-либо. Ольга Всеволодовна очень переживала и волновалась за сохранность архива:
— Право, я не знаю, что там, в ЦГАЛИ, из автографов Бори осталось. Мне сообщили, что уже нет листа с дарственной надписью Бори «Ларе от Юры», которую он сделал, когда дарил мне вторую часть рукописи «Доктора Живаго». Волкова [42] как-то предлагала мне получить копии материалов, но я должна иметь спасенные от уничтожения подлинники. Копии я сама смогу передать во многие литературные архивы. А в 1991 году Митя рассказал, что на встрече с итальянским профессором видел купленные этим итальянцем подлинные архивные документы с грифом «Секретно» из дела Пастернака. В них содержались доносы писателей и органов, а также карательные решения на меня и Бориса Леонидовича. Эта история с продажей закрытых архивных документов меня очень удивила и взволновала [43] .
42
Волкова Наталья Борисовна, тогдашний директор ЦГАЛИ. — Б. М.
43
Откровенно говоря, меня эта весть тогда несколько смутила, ибо в такое трудно было поверить. Но затем, участвуя с Митей с 1994 по 2000 г. в заседаниях Савеловского суда по делу об архиве Ивинской, я узнал и о других фактах продажи за рубеж в 90-х годах сотен материалов с грифом ДСП, «Секретно» и «Сов. секретно» из госархивов. Оказывается, этим нелегально занимались еще в 1967 г. и родственники Пастернака. В книге «Пастернак и власть…» приводится секретная записка главлита СССР от 12 мая 1967 г., док. № 98, с донесением: «Витторио Страда вновь отправился в Москву, откуда возвратился с очень интересной добычей — „Письмами грузинских писателей“ Б. Пастернака, приобретенными им непосредственно у родственников писателя. Большая часть этих писем не издана даже в СССР».
Яркий пример тайной продажи за рубеж секретных документов из архивов ЦК КПСС приведен в воспоминаниях В. Кеворкова:
Осенью 1993 г. в бюро ИТАР-ТАСС в Бонне, которое я возглавлял, раздался телефонный звонок из немецкого журнала «Неделя», ФРГ. «Мы готовим к публикации секретные протоколы заседания Политбюро, касающиеся выдворения Солженицына из вашей страны. В них упоминается ваше непосредственное участие в решении этой проблемы». Я был очень удивлен. Секретные протоколы оставались в архивах ЦК КПСС и КГБ. Для меня это шокирующая новость. «В том-то и их ценность. Это исторический материал. Причем в оригинале!» — «Вы покажите мне ваши протоколы, чтобы я не комментировал фальшивку» — «За протоколы заплачены огромные деньги, а потому показывать их до публикации мы считаем опасным».
30 сентября 1993 г. «Неделя» опубликовала протоколы заседания Политбюро ЦК КПСС от января 1974 г. Также воспроизведена записка от 7 февраля 1974 г., направленная Андроповым к Брежневу. Стоило мне пробежать глазами по документам, как я убедился, что это подлинники. Именно с ними ознакомил меня член Политбюро ЦК КПСС Ю. В. Андропов.
(Кеворков В. Солженицын был козырной картой в игре против Андропова // Караван-коллекция. 2007. № 1. С. 161)Вадим Козовой отмечал:
— Скрывая делишки семейства Пастернак и свои тайные дела, «группа захвата» организовывала нападки на любую публикацию, где звучало хоть одно доброе слово в адрес Ивинской. Под их огонь попала скульптор и литератор Зоя Масленикова, опубликовавшая в журнале «Нева», в 9-м номере за 1988 год, дневниковые записи своих бесед с Борисом Пастернаком. Она привела криминальные для советских властей и родственников слова Пастернака, сказанные им в дни нобелевской травли. 31 октября 1958 года Пастернак сказал Зое: «Ольга — это мое счастье». И еще: «Если придется уехать из России, то я все завещаю Ольге».
Комментируя клевету из статьи Дардыкиной и наговоры Евгения Борисовича в адрес Ивинской, опубликованные в его книге «Биография Пастернака» в 1997 году, как раз в разгар суда по делу об архиве, Вадим сказал:
— Об этом явлении говорил Борис Пастернак еще в «Охранной грамоте»: замечательно перерождаются понятия, когда к наветам и лжи привыкают. Эта ложь и клевета на Ольгу Всеволодовну, последнюю любовь поэта, стала с 60-х годов атрибутом хорошего литературного тона, открывающего двери в советские архивы различным лояльным к ЦГАЛИ пастернаковедам.